«Спасите меня!» — возопил мозг акрокантозавра ко всем своим двигательным нервам. Его рефлекторные узлы возбуждались беспорядочно. Он бил хвостом во все стороны, никуда определенно не целясь, и лишь по чистой случайности задел самца раптора.
Акрокантозавр бросился бежать, но выбрал неверное направление. Самка раптора почти запрыгнула к нему на спину. Он неловко развернулся на одной ноге и нагнул защищенную броней голову.
Акрокантозавр опять лишь слегка задел самца раптора и сбил его с ног. Перескочив через поваленное дерево, он снова произвел землетрясение в подземном убежище эги.
«Бежать, бежать, бежать!» — думал акрокантозавр. Механизм его легких и сердца начал постепенно выдыхаться и работал с перебоями. Каждый глоток воздуха шел прямо в огромные воздушные камеры внутри его шеи, туловища и черепа. Каждое сокращение грудной клетки переправляло воздух из этих камер в компактные легкие, расположенные в верхней части его тела.
Воздух с большой скоростью направлялся в тонкие трубочки, которые сообщались с мельчайшими капиллярами, наполненными кровью из легочной артерии. Дающий энергию кислород проникал из воздушных трубочек в кровоток с эффективностью, вдвое большей, чем через легкие млекопитающих.
Акрокантозавр пробежал полмили и только после этого немного притормозил. Он был счастлив, что остался жив.
Тем временем детеныш раптора пытался подняться на ноги. Не было никаких сомнений, что его чуть не съели. Его мать пронеслась мимо, чтобы угрожающе порычать вдогонку убегавшему акрокантозавру. Наконец она вернулась к своему детенышу и как следует толкнула его. Птенец перекувырнулся, но не ушибся и не поранился.
Самец, напротив, был ранен: три сломанных ребра от одного удара акрокантозавра. Ему было больно дышать.
Сестра Рэд уселась рядом со старшей дочерью. Впервые за все время, что она знала самца, ей не хотелось укусить его. И это как нарочно в тот момент, когда она могла бы легко сделать это.
Через несколько минут появилась и Рэд. Она слышала шум и суматоху из-за песчаных дюн, где помогала двум младшим племянникам расчленять утреннюю добычу. Она не была готова к той сцене, которая открылась ее взору.
Ее самец лежал на земле раненый. Сестра сидела рядом с ним в растерянности, не зная, что предпринять. Старшая племянница быстро приходила в себя и уже вынюхивала нору, пытаясь схватить то, что так прочно застряло там, под землей. А вокруг всего этого валялись кучи навоза, оставленные убегавшим в панике акрокантозавром.
Самец был подавлен. Его одолевали примерно такие мысли: «Какой дурак! И зачем я это сделал? О, идиот, ну почему, почему я так поступил — детеныш не родной — и Рэд даже не заметила — ох!»
Он увидел Рэд, которая шла к нему. Его зрачки сузились и снова расширились, как линзы самофокусирующегося автоматического фотоаппарата. Это была реакция сильного волнения — и радости.
«Когда сомневаешься в отношениях, приласкайся» — таков был неписаный девиз Рэд. Она села между сестрой и самцом и стала по очереди прижиматься то к одному, то к другой.
Любитель насекомых
Кошмары всегда посещали эгиалодона, когда на поверхности был белый день, а он крепко спал в своей норе под землей.
Иногда Ужасы были огромные и бесформенные, в виде смутных гигантских тел, которые грозили расплющить его в лепешку. И тогда его тельце сотрясалось в конвульсиях. Лапы судорожно дергались, во сне он пытался убежать от опасности. Челюсти щелкали, кусая неуловимого врага. Из горла вырывался тонкий писк.
В своих снах он никак не мог убежать от Гигантского Ужаса, который окутывал весь мир плотным удушающим облаком. Как только он чувствовал, что неведомая сила начинает расплющивать его тело, кошмар обрывался. И эгиалодон вздыхал, так до конца и не проснувшись.
Иногда Ужасы были поменьше и с более определенными чертами. Ему снилось, что он охотится в буйных лесных зарослях. Огромные папоротники высились над его головой. Воздух был влажный и насыщенный густым ароматом грибов.
Он слышал, как преследуемая жертва, пухлая и уязвимая, суетливо удирала сквозь поросли елочковидной живучки. Преследователем же был он сам. Вот он уже приблизился к намеченной жертве и готов был сомкнуть челюсти на ее крестце, покрытом броней.
И тут сверху налетал Длиннорукий Ужас. Эгиалодон чувствовал стремительный напор воздуха у себя за спиной, и когтистые лапы впивались в его меховую шкурку. Он пытался вскочить, но не мог. На этом сон обрывался.
Но самым худшим был Ужас, Следующий По Пятам. В этом сне он видел, как спит у себя в норе, касаясь телом стен, пола и потолка. Ему снилось, что он в безопасности и вполне счастлив. Но тут его нос улавливал жуткий запах. Подошвы его лапок лизал холодный трепещущий язык. Эгиалодон понимал, что бежать некуда, пути к спасению нет. Чье-то холодное тело обволакивало его и смыкалось над ним.
Этот кошмар обычно заканчивался пробуждением.