Красные и белые. На краю океана

В Пекине. Я тогда же сказал: Директория — второе издание Временного правительства, она приведет в Сибирь большевиков.

И все же вы стали ее военным министром! Для того чтобы свергнуть ее?

— Во время войны страной должны управлять военные. Как они станут управлять неважно, лишь бы одержали победу —» ответил Колчак.

Он говорил, слушал адвоката и поглядывал на стенографи-ста Д° т вел свои записи на зеленоватых рекламах: «Покупайте цейлонский чай братьев Похабовых!»

„В своем манифесте вы писали, что не пойдете ни по пути партийности, ни по пути реакции. Но своим-то знаменем вы взяли самую мраконцсительную реакцию,— продолжал Алексеевский.

«Этот адвокат ставит мне ловушки, словно я больше всего причинил вреда ему лично,—подумал Колчак. —Нет у них моих писем, а то бы они их уже цитировали».

Председательствующий объявил перерыв. Колчака отвели в тюремную камеру. «Спасения ждать невозможно. Стоит ли хвататься за соломинку, не лучше ли достойно уйти на.тот свет?» Колчак вынул из матраца прибереженную для крайнего случая капсулу с ядом.

Заскрежетала дверь. Колчак швырнул капсулу под койку но Шурхмин уже заметил ее.

— Яд? — спросил он коротко.

— Яд! — так же коротко ответил Колчак.

Шурмин обыскал камеру и пошел к председателю губчека Чудновскому.

Вот яд, отобранный у Колчака,— Андрей протянул капсулу.

— Стрихнин,— уточнил Чудновский. — Безотказный яд. Волков им травят. Почему Колчак не воспользовался им?

-— Не успел.

— Не захотел. Значит, на что-то еще он надеется.

— Я бы расстрелял его немедленно.

Остерегайся, юноша, психоза мстительности. Колчак, между прочим, живой нам нужнее.

Шурмин выслушал председателя губчека, не возражая, но и не соглашаясь с ним. Чудновский нравился ему уже тем, что напоминал чем-то Игнатия Парфеновича — такой же коренастый, волосатый и так же сильно сутулился. У Чудновского были, как и у Лутошкина, палящие, выразительные глаза, острый ум, независимость в суждениях. Может быть, ему не хватало сердечности, которую излучал Игнатий Парфенович.

г Придет время — и все, что мы совершили, станет достоянием истории. История потребует от нас правды о революции, о гражданской войне,— назидательно сказал Чудновский.— Ведь история смотрит на события не во временной, а в бесконечной перспективе. Вот почему следственная комиссия должна установить причины, вызвавшие колчаковщину, нарисовать портрет ее вдохновителя. — Он помолчал, подыскивая слова для выражения волнующей его мысли. — Всесторонний портрет палача революции,— изменил он формулировку. — Недавно в губчека явился человек, который профессиональным палачом был — вешал большевиков в иркутской тюрьме. Он пришел предложить свои услуги, будучи совершенно уверен в том, что ни одна власть не может обойтись без палача. Его надо было сразу повесить, но пока жив Колчак, пусть поживет и палач. Мы сведем Колчака с пьедестала верховной власти и поставим его рядом с заурядным вешателем.

ІІІурмин вернулся в канцелярию тюрьмы. Вскоре туда пришел и Попов.

— Получена телеграмма от Реввоенсовета Пятой армии. После следствия Колчака надо отправить в Москву для суда над ним,— сообщил он членам следственной комиссии. — Колчак, кстати сказать, достаточно откровенен в своих показаниях и на допросе держится как военнопленный, проигравший кампанию. Этим он отличается от своего премьер-министра Пепеляева. Тот хитрит, вертится, трусит. Продолжим допрос, товарищи. Комендант, приведите арестованного.

16

Новое заседание следственной комиссии Попов открыл прямым, требующим тоже прямого ответа вопросом к Колчаку:

1 —' Ваши каратели расстреливали рабочих, партизан, красноармейцев без следствия и суда. Что вы знаете об этом?

— Это неправда. Работали военно-полевые суды,— поспешно возразил Колчак.

— Сидело за столом трое офицеров, к ним приводили арестованных. Офицеры произносили: «Виновны» — и людей убивали. Вот что было.

— Про такое я не знаю.

— О таком беззаконии знает вся Сибирь.

— Я сам подписывал устав военно-полевых судов.

Сумрачный тон Попова и его вопросы насторожили Колчака. Попов же сидел прямой, жесткий, суровый, все в нем отвердело, сосредоточилось на своей, не понятной для адмирала цели.

— Даже у военно-полевых судов бывает делопроизводство. Хотя бы для формы пишется обвинительное заключение и приговор. Почему же этого не было у вас?.

Я не в курсе таких процедур,— тоскливо сказал Колчак,

•— Верховный правитель и верховный главнокомандующий не интересовался тем, как его подчиненные убивали людей? Странно. А про судьбу Омского подпольного комитета большевиков, про восстание рабочих на станции Куломзино вы знаете? — спросил Попов, еще больше суровея.

— Это было в декабре прошлого года. Накануне восстания подпольный штаб большевиков был арестован, само восстание подавлено английским экспедиционным отрядом.

— А арестованные большевики? Какова их судьба?

— Их расстреляли по приговору военно-полевого суда,—< неуверенно, опасаясь попасть впросак, ответил Колчак.

— Их расстреляли еще до суда, а потом лишь оформили приговор. Сколько, по-вашему, человек расстреляно в Ку-ломзине?

-■— Восемьдесят или девяносто.