Красные и белые. На краю океана

Строд и Андрей ушли. Байкалов остался один. Берложи-лись сумерки, бездонно чернели окна; командующий зажег керосиновую лампу, мохнатые тени качнулись и отползли, зато другие — властные тени воспоминаний — обступили его. Перед мысленным взором вставали друзья, с которыми ходил он в атаки, спал под одной шинелью у таежных, у степных костров. Вспоминался монгольский монастырь, за стенами которого еще недавно укрывался его отряд. Много дней продолжалась осада, но выдержали ее бойцы, хотя уже варили и ели лошадиные шкуры.

«Откуда мы брали тогда силы? Какие источники питали нашу волю? — спросил самого себя Байкалов. — Может быть, больше идеями побеждали? Ведь идеи под пулями приобретают особенно четкую убедительность».

Для'Карла Некундэ, сына латышского рабочего, революция была таким же естественным состоянием, как дыхание. Карла трижды арестовывали, держали в тюрьме, наконец сослали в Сибирь. Восемь лет отбывал он ссылку, работал то грузчиком, то забойщиком в каменноугольных копях Черемхова.

Осенью восемнадцатого Карл создал партизанский отряд; скрываясь в прибрежных сопках Байкала, он нападал на колчаковцев и вскоре подчинил себе огромный район. В память о Байкале он взял себе псевдоним Байкалов.

Весной двадцать первого года Байкалов стал начальником экспедиционного отряда в Монголии, там бесчинствовали барон Унгерн и генерал Бакич.

После ряда малозначительных стычек Байкалов встретился с казачьим корпусом генерала Бакича. Силы противника в двенадцать раз превосходили силы красных, при таком перевесе было безрассудно думать о сражении. Байкалов укрылся в монастыре Саруль-Гунь.

Монастырь находился в центре огромной котловины, окольцованной высокими голыми сопками; здесь сорок четыре дня стоял Байкалов против белоказаков. И выстоял. Подоспевшие части красных отогнали Бакича от стен Саруль-Гуня.

Белоказаки рассеялись по степям, сам генерал, переодевшись монахом, (Гкрестом на груди, с посохом в руке, скрылся среди мирного населения.

Байкалов вернулся в Иркутск.

Не успел он отдышаться, как его назначили командующим вооруженными силами Якутской губернии и Северного края.

После побега из Аллах-Юня Алексей Южаков долго спускался на оморочке по Мае. Северная осень истлевала листопадом, по речным обрывам темнели кусты таволжника, настороженные лиственницы роняли желтую хвою. Подозрительные шорохи, злое ворчание воды, вздохи ветра раздражали, и Южаков испытывал то отвратительное состояние духа, когда особенно чувствуешь тоскливое одиночество.

Проходили дни за днями, но не было конца глухоманной реке. Южаков берег последние патроны: удалось подстрелить лося, он жарил сохатину и ел, вместо соли посыпая мясо порохом. Ночевал у костра, положив около себя винчестер, но часто просыпался то от пронзительного холода, когда угасал костер, то от стрелявших во все стороны угольков.

Однажды очнулся от мокрой тяжести, — ночью разбушевалась первая пурга и намела над ним большой сугроб. Южаков увидел синюю до болезненности белизну, по реке шла шуга, ветви деревьев, оттягченные снегом, печально свисали над Ма-ей. Южаков невольно подумал, что его одинокий путь закончится на этой нелюдимой реке. Он развел костер, перекусил холодной сохатиной и собрался в путь, когда неслышные, словно призраки, появились охотники-якуты.

После удивленных восклицаний и бессвязных расспросов Южаков узнал, что до Алдана осталось два перехода, но сплывать на оморочке уже нельзя — Мая не сегодня-завтра встанет, и на лыжах можно идти вниз к Алдану и дальше на Лену! Якуты предложили Южакову пожить у них в охотничьей веже, он согласился.

Он жил у охотников, не зная ничего, что происходит на белом свете; отголоски мятежа не долетали до берложных мест. Лишь поздней зимой охотники вывели Южакова на Алдан.

Он благополучно миновал все посты мятежников по якутскому тракту, пришел в город в начале марта и сразуявился в штаб нового командующего красными войсками. Байкалов имел сведения о гибели партизан в Аллах-Юне,—по ним Алексей Южаков считался пропавшим без вести.

— Отдыхайте, набирайтесь сил, мы найдем для вас дело,— говорил Байкалов. — Я готовлюсь к быстрой и решительной операции по ликвидации мятежников, но к печальному настоящему Якутии надо относиться с таким же спокойствием и беспристрастием, как и к ее печальному прошлому. Я уверен, что вдохновители мятежа не избегнут революционного правосудия, будут наказаны, как и вожаки мятежников.

— Из Аллах-Юня я послал к вам за помощью одного русского юношу по имени Андрей Донауров и проводника — якута Джергэ. Вы что-нибудь знаете про их судьбу? — спросил Южаков.

— Донауров в Якутске, а где проводник, не знаю. Все партизаны п жители Охотска, что ушли с вами, уничтожены бандитами в Аллах-Юне. Вам, товарищ Южаков, остается только борьба за освобождение Побережья.

Через два дня Байкалов назначил Южакова командиром Особого отряда и направил под Чурапчу, где находились основные силы таежников.

ГЛАВА ПЯТАЯ