Красные и белые. На краю океана

После свержения Советов в Иркутске отряд Каландараш-внли последним покинул город и ушел на Байкал. Нестор начал партизанскую войну с войсками адмирала Колчака, нападал на воинские эшелоны, взрывал железнодорожные пути, портил телеграфную связь. В яростных схватках с регулярными войсками одерживал частые победы. Дерзкая смелость его воодушевляла сибиряков, толпами шли они в отряд Деда, и, маленький поначалу, он вырос до двух тысяч штыков.

«Все мы люди, не ангелы,— думал Строд. — Все совершают ошибки, да не все признаются, а Нестор нашел мужество не

просто признаться, но и исправить их. Если на одну чашу весов положить недостатки Деда, на другую — его достоинства, другая перетянет. Да еще как перетянет!»

Он опять глянул на белую стену тайги: вдоль нее проносились снежные полосы, тугие как полотно, и вот стало казаться, чудиться стало: по снежному полотну проносятся всадники, мелькают люди, пулеметы, повозки. Вздыбливаются смерчи разрывов, орудийный грохот сливается с ревом метели.

...Десять тысяч колчаковцев, обойдя Иркутск, прорвались на Верхнюю Лену. Ушли офицерские батальоны, остатки Ижевской, самой боеспособной колчаковской дивизии, казачьи сотни. Иркутский ревком послал в погоню отряд Каландарашвили.

По непролазным снегам, охотничьим тропкам, неся на себе пулеметы, партизаны обогнали колчаковцев и устроили засаду на берегу Лены.

Ждали противника несколько дней. Чтобы не выдать своего присутствия, не разжигали костров, спали с винтовками в руках, ели мерзлый хлеб.

Колчаковцы появились на лесной просеке, растянувшись нескончаемой цепочкой, Нестор решил пропустить их на Лену и, когда последний солдат сошел на речной лед, открыл пулеметный огонь.

Все перемешалось у белых: лошади давили солдат, сани, переплетаясь оглоблями, двигались живой стеной по скользкому льду. Лена покрылась убитыми, снег покраснел от крови, лед стал проламываться, увлекая в глубину людей и животных.

Нестор бросился в атаку. Фигура его мелькала всюду, звучный голос гремел, воодушевляя партизан.

Последние полки белых перестали существовать.

...Май. Двадцатый год. Войска атамана Семенова, поддержанные японскими интервентами, перешли в наступление. Под напором превосходящих сил противника части Народно-революционной армии стали отступать от Читы на Верхнеудинск.

На помощь из Иркутска был послал отряд Каландарашвили.

В середине мая у станции Гонгот произошло сражение, окончившееся поражением семеновцев и японцев. Потеряв восемьсот солдат, противник бежал. Через несколько дней Нестор вынудил японцев заключить перемирие и отвести войска на восток.

В гонготском бою он показал себя находчивым, решительным командиром, проявил отчаянную храбрость. Рискуя жизнью, бросался он в самые опасные места и был тяжело ранен. Бойцы вынесли его на руках в укромное место, командование отрядом принял Асатиани.

После гонготской победы отряд расположился в забайкальских казачьих станицах на отдых. «Жили мы дружно, помогали населению косить сено, убирать хлеб, строили избы для стариков, для сирот»,— с удовольствием подумал Строд.

Был на исходе август, когда японцы нарушили перемирие. По их требованию барон Унгерн начал свой мрачный поход в Монголию с целью отрезать Сибирь от Забайкалья.

Главком Уборевич двинул навстречу барону партизанскую группу Катерухина, в состав которой вошел и отряд Каланда-рашвили. Строд и Асатиани командовали Таежным и Кавказским полками каландарашвилевцев.

«Не знаю, что тогда было труднее — бои с головорезами Ун-герна или путь через тайгу. Мы шли по топям, по лесным завалам, переправлялись через бесчисленные потоки, от ненастной погоды испортились запасы муки, иссякла соль. Мы ели мясо, посыпая его порохом, страдали от ран, сильнее страданий физических были душевные. Барон Унгерн оставлял в станицах следы ужасающего разбоя. Мы находили обугленные черепа и кости мирных жителей, трупы женщин с отрезанными грудями, выколотыми глазами. Ненависть обжигала наши сердца, ярость наша становилась оружием». Строд невольно поежился от воспоминаний.

...На пограничной полосе, около станицы Каринской, партизаны столкнулись с бандами Унгерна. Главный удар по унгер-новцам нанесли каландарашвилевцы, и от этого удара разбежались бандиты барона. «Нестора тогда не было с нами, он формировал новые воинские части из корейских крестьян, но имя его воодушевляло нас. Он стал не только вожаком партизан, но и знаменем их. Вот так, от боя к бою, очищал он сёбя от анархических замашек, на моих глазах превратился в коммуниста, и воинская дисциплина становилась его первой заповедью»,— продолжал размышлять Строд.

Приказом Иеронима Уборевича командующим революционными корейскими войсками был назначен Нестор Каландара-швили. Реввоенсовет вызвал его в Москву для отчета о формировании корейских частей.

«Вскоре я получил от Нестора телеграмму: «Готовьте наших орлов к новому походу». Прошло девяносто дней, а мы с ним уже отмахали три тысячи верст. До Якутска подать рукой, а там новые походы и последние бои за революцию»,— заключил Строд.