Читаем Красные орлы полностью

14 ноября. Кушва

Вспомнил, что в Кушву переехала моя первая камышловская квартирная хозяйка Евгения Францевна Кузьмина-Караваева. Это она в 1911 году согласилась подготовить меня к вступительным экзаменам в гимназию и приняла за небольшую плату к себе на квартиру.

Мне захотелось повидаться и поговорить с ней. Я думал, Евгения Францевна обрадуется, когда увидит, что ее ученик стал красноармейцем. Но все получилось совсем не так. В первый момент мы не узнали друг друга. Евгения Францевна заметно растерялась при виде человека в военной форме, а я растерялся оттого, что она сильно смущена.

Успокоившись, повела меня к мужу – Владимиру Абрамовичу Кирхгофу. Это обрусевший немец. Служил почтовым чиновником в Камышлове и здесь, в Кушве, занимается тем же. Он почему-то сразу стал возмущаться:

– Смотри, каких они детей мобилизуют в свою армию.

Мне это не понравилось: «они»… «в свою армию»… Да и какой я ребенок? Я уже давно привык, что ко мне взрослые относятся, как к равному.

– Никто меня не мобилизовывал, – твердо сказал я. – По своей воле пошел.

Старики были несказанно удивлены. Они не представляли себе, как можно по собственному желанию идти в Красную Армию, чтобы бить белых. Владимир Абрамович стал уверять, что я по молодости сделал легкомысленный шаг, что я раскаюсь и т. д. Принялись уговаривать меня уйти из Красной Армии:

– Ты можешь остаться у нас. А потом, когда снова вернутся нормальные времена, мы все объясним властям.

Тут я вовсе не выдержал. Сказал, что вступил в партию большевиков, ни за что не изменю своим товарищам, а «нормальные времена», о которых они мечтают, никогда не вернутся.

Больше говорить было не о чем. Я встал и пошел к двери. Евгения Францевна провожала меня, бормоча себе под нос: «Очень жаль, очень жаль…» Мне тоже было жаль, что эти люди зарылись в своем обывательском гнезде, ничего не видят и не понимают, как слепые, цепляются за прошлое, которому нет возврата. Как они заблуждаются!..

Встретился я в Кушве и с моим одноклассником Костей П-цовым. В гимназии с ним не дружил. Он держался особняком, спесиво, любил напускать на себя важность. Но все это относилось к давно минувшей гимназической поре. А теперь, когда я увидел Костю на улице, обрадовался ему, как родному. Он тоже был рад встрече и потащил меня домой.

Хотя Костя предупредил, что терпеть не может разговоров о политике, не прошло и двух минут, как между нами вспыхнул спор по вопросу «кто кого?». Рядом со мной сидел человек, которому не по нутру наша народная власть. И в конце концов я заявил прямо:

– Нам не о чем больше говорить.

С тем и ушел.

До сих пор я видел врагов перед собой, в их окопах. Знал, что существуют подпольные банды и заговоры. Костя не стрелял в нас и не устраивал крушения поездов (я уверен, что П-цов, кроме всего прочего, трус). Но он тоже против нас и ждет прихода белых.

Закончится война, мы победим вооруженных врагов, а борьба все еще будет продолжаться. Мне это особенно ясно стало после встречи с Костей П-цовым.

Однако сколько бы ни было недругов, как бы долго ни пришлось драться, мы победим во что бы то ни стало!

16 ноября. Кушва

Хочется написать о боевых успехах, которых добился в дни годовщины Октября Камышловский полк. В этом полку у каждого из нас друзья и знакомые. Нам радостно слышать, когда говорят: «Молодцы, камышловцы!»

Пользуясь тем, что наш полк «Красных орлов» закрепился у Баранчинского завода и у Лай, командование бросило камышловцев в помощь соседней дивизии, которая оказалась в трудном положении и под натиском белых отходила в сторону Лысьвы.

Камышловский полк – им командует бывший секретарь уездного исполнительного комитета Бронислав Швельнис – неожиданно для беляков подошел к заводу, после упорного боя выбил оттуда врага, погнал его дальше и занял станцию Кын. Бои происходили 8 и 9 ноября. За два дня Камышловский полк взял в плен больше трехсот солдат, двух полковников и девять других офицеров.

Пленных по узкоколейке перевозили в Кушву. Пока эшелон стоял, я разговорился с ними. Одеты они неплохо – все в добротных шинелях, в форменных папахах, в пимах. Большинство – молодые, недавно мобилизованные – из-под Шадринска, Камышлова, Ирбита, Тюмени и частью из Сибири. Пожилых сравнительно мало.

Но и пожилые и молодые производят одинаковое впечатление. Это – запуганные, забитые, темные люди. Спрашиваешь: «Зачем и за что воюете?» Отвечают все одно и то же: «Не по своей воле», «Погнали», «Мобилизованные мы».

Пленные у меня вызвали скорее сожаление, чем злобу. Белые пользуются темнотой и отсталостью. Стоит поговорить с иными, попавшими в плен, и слышишь просьбу принять их в Красную Армию. Я верю, что многие из пленных будут честно бороться за власть Советов.

Вчера камышловцы вернулись из-под Кына обратно в Кушву. Мы радостно встретили товарищей, достигших большой победы.

Камышловцы рассказывают о боях, о своих героях. Но, как всегда в таких случаях, к радости примешивается и горе. Победа под Кыном досталась нелегко. Полк потерял немало доблестных бойцов и командиров.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное