Эти слова растрогали Петру, она повернулась лицом к сыну и увидела как из его голубых глаз текли ручьи солёных слёз. Она не выдержала тех слов, что услышала, и вид плачущего сына, вид который она не видела уже очень давно давили на неё. Это было как удар в самое слабое место, и ей потребовалось утешение, которое она нашла в объятиях Генриха. Так они стояли несколько минут, они могли простоять и дольше, если бы не заурчали их животы. Эта неловкость позабавила обоих, и они тихо рассмеялись над тем, что так сильно испортило столь трогательный момент семейной любви.
– Пошли, Генрих. Утром у нас будет вкусный суп из гороха и картошки. – улыбаясь сказала Петра, вытирая слезы с щек своего ребёнка.
– Все твои супы вкусные, мама. – сияя глазами ответил ей Генрих.
Они высвободили друг друга из крепких объятий, но их поддержка на этом не закончилась, погладив по светлой голове своего сына, Петра вместе с ним пошли в сторону дома. Зайдя внутрь, и переступив порог, они поймали на себе взгляд остальных членов семьи: Людвига и Анны. Они вместе удивлённо смотрели на прибывших, вернувшийся Генрих и Петра тоже уставились в ответ. Одни не понимали, почему у других красные глаза, другие не понимали причины пристальных взглядов.
– Что у вас случилось? – спросил их Людвиг, наконец прервал минуту молчания.
– Всё в порядке, просто обсуждали планы на день. – ответила ему Петра, вытирая свои глаза от слёз.
Данного ответа для Людвига было недостаточно, но он чувствовал, как обычно, что всё не так критично как может казаться на первый взгляд. Генрих и Петра прошли за стол, и вся семья уже смотрела друг на друга, и ощущала приятный запах вареного картофеля и гороха. Суп действительно был вкусным. Был ли он таким из-за того, что его делала любящая мать или же потому что в нем были специи, которые идеально гармонируют с основными ингридиентами? Генрих надеялся, что когда-нибудь и Анна сможет так же готовить. Время трапезы проходило тихо, все спокойно и молча ели, один раз Анна просила хлеб у отца, иногда можно было слышать то, как Петра остужает часть супа в ложке, чтобы тот не обжигал рот и не вызывал дискомфорт. Такое же поведение, и особенности чувствительного рта имел сам Генрих.
– Мама… – раздался тонкий, и слегка жалобный голосок Анны.
Все замолчали в ожидании продолжения, но Анна не спешила, точнее, она поспешила с началом, и не знала какие стоит подобрать слова, чтобы признаться маме в недавнем происшествии. Заметно для всех, девочка начала нервно ковыряться в пустой тарелке.
– Что такое, деточка? – спросила ее Петра, не дожидаясь продолжения фразы дочери.
– Сегодня утром я кидалась твоими подушками, и боюсь, что, наверное, порвала их. Прости меня, пожалуйста… – поднимая взгляд с тарелки на мать, грустно говорила Анна.
– Ну, ничего страшного, я посмотрю на подушки, и проверю всё ли с ними в порядке. Их всё равно надо было давно заменить на новые. – Петра не осуждая своего ребёнка за обычные шалости, говорила с ней ласково.
Наличие дополнительной работы для Петры не понравилось Людвигу, но стиснув зубы и крепче сжав ложку, он молча сидел дальше, не смея оспаривать осмысленные решения его жены – матери его детей. Но параллельно этому, Петра уловила взгляд своего сына на себе, в этом взгляде читалась просьба или даже мольба. Она понимала, что хочет от неё Генрих и вскоре добавила: “Можешь мне с этим помочь, мы посмотрим на подушки и зашьем их при необходимости, если что, сможешь даже их сделать красивее или приготовить новые для своей спальни”.
Эта необычная новость обрадовала Анну, она была счастлива от того, что мама попросила её о помощи, ведь она взрослая, а взрослых часто просят о помощи с полезными и важными делами.
Конец завтрака был уже менее эмоциональным, все спокойно сидели за едой, иногда спрашивали друг у друга что-то новое. Уже после завтрака Генрих знал что его ждёт несколько часов полевых работ. Он встал из-за стола, убрал свою тарелку в тазик с водой, и поблагодарил свою мать, за столь вкусный гороховый суп. Выйдя на крыльцо, он встал рядом с отцом, что своим взглядом осматривал поле.
– Сегодня, всё как обычно. – сказал Людвиг, поворачивая голову в сторону Генриха.
– Полить сорняки, вырвать грядки, закопать забор вдоль оврага и проверить целостность дыр под домом? – улыбчиво спросил Генрих, поворачивая голову в сторону отцу.
– Я, вроде, не был комиком, в кого ты у нас такой шутник?
– Чистый воздух и теплое Солнце позволяют вырасти самым разным плодам. – театрально ответил Генрих.
Этот небольшой диалог позволил Людвигу опять вспомнить старые мысли, с рассуждением о том, как может повлиять на взросление его сына столь длительное взросление за пределами города.
Людвиг начал спускаться по ступеням веранды вниз, и спустившись пошел в сторону гигантского, серого и грязного тента, под которой была семейная машина.
– Ты куда? – удивленно спросил Генрих. Он не часто видит то, что его отец собирается в город. Обычно он это делает раз в две или три недели. Только туда и ехала эта колымага, потому что в лес на ней – громко, а к соседям – дорого.