Красный шторм поднимается

— Мне очень жаль. Я понимаю ваши чувства — то есть хочу сказать, что, когда русские напали на нас, я тоже потерял друзей. Это не такая тяжелая потеря, как смерть ваших матери и отца, но… — Господи! У Эдвардса дрожали руки, он пытался найти слова утешения. — Мне очень жаль, что мы не успели прибыть сюда раньше. — Как любят говорить некоторые феминистки? Изнасилование это преступление, к которому прибегают все мужчины, чтобы подчинить себе всех женщин? Эдварде понял, что можно сделать что-то почти столь же утешительное. Он взял ее за руку; она не сопротивлялась. — Нужно уходить отсюда. Мы доставим вас туда, куда вы пожелаете. У вас наверняка где-то есть родственники или друзья. Мы отведем вас к ним, и они позаботятся о вас. Но оставаться здесь вам нельзя. Если вы останетесь тут, вас обязательно убьют. Вы понимаете?

Эдварде увидел в полумраке комнаты, как она кивнула головой.

— Да. А сейчас, пожалуйста…, пожалуйста, оставить меня одна. Я должна побыть немного одна.

— О'кей. — Он снова прикоснулся к ее щеке. — Если что-нибудь понадобится, зовите. — Эдварде спустился вниз. Там уже распоряжался Смит. На коленях стояли трое русских, с завязанными глазами, кляпами во рту и связанными за спиной руками. Гарсиа охранял их. Роджерс был в кухне. Смит копался в куче вещей и документов, собранных на столе.

— Итак, что тут у нас?

Смит посмотрел на офицера с чувством глубокого уважения.

— У нас, сэр, оказалось следующее: русский лейтенант с еще мокрым членом, мертвый сержант, мертвый рядовой и два живых. Вот что было в планшете у русского лейтенанта.

Эдварде взял карту и развернул ее.

— Вот это да! — с удовлетворением воскликнул он. Вся карта была испещрена массой пометок.

— Дальше — у нас теперь еще один бинокль, рация — жаль, что мы не можем пользоваться ею! Солдатские пайки. Внешне походят на дерьмо, но все-таки лучше чем ничего. Мы здорово провели эту операцию шкипер. Всего три выстрела — и у нас пять русских.

— Что нам нужно захватить, Джим?

— Только продукты, сэр. То есть, можно, конечно, взять пару русских автоматов, это усилит наше вооружение, но мы и без того нагружены до предела…

— Кроме того, наша задача не в том, чтобы вести боевые действия, а в том, чтобы заниматься разведкой.

— Думаю, нам надо прихватить кое-что из одежды — свитеры и тому подобное. Девушка пойдет с нами?

— Тут нет другого выхода.

— Да, это верно, — согласился Смит. — Надеюсь, она любит прогулки. Похоже, она в хорошей форме, вот только беременная. По-моему, на четвертом месяце.

— Беременна? — обернулся Гарсиа. — Изнасиловать беременную женщину?! — Он пробормотал что-то по-испански.

— Они что-нибудь говорили? — спросил Эдварде.

— Ни единого слова, сэр, — ответил Гарсиа.

— Джим, сходите за девушкой и приведите ее вниз. Ее зовут Вигдис. Проявите побольше такта.

— Не беспокойтесь, сэр. — Смит начал подниматься по лестнице.

— Кто из них лейтенант — тот, у которого висит?… — Гарсиа кивнул; и Эдварде подошел к русскому офицеру. Ему пришлось снять у него повязку с глаз и вынуть кляп изо рта. Русскому было примерно столько же лет, сколько и Эдвардсу. Он был весь в поту.

— Говорите по-английски? Лейтенант покачал головой.

— Spreche Deutsch.

Эдварде изучал немецкий в средней школе, но внезапно ему не захотелось говорить с этим человеком. Он уже принял решение убить его и не хотел говорить с тем, кого собирался лишить жизни, — это могло лечь на его совесть тяжким грузом. Эдвардсу не хотелось, чтобы совесть беспокоила его. Но в течение пары минут он смотрел на русского офицера, пытаясь понять, что за человек мог сделать то, что сделал этот русский. Американец ожидал увидеть в нем что-то чудовищное, но не увидел. Он поднял голову. Смит спускался по лестнице вместе с Вигдис.

— Она собрала все, что нужно, шкипер. Хорошую теплую одежду, удобные разношенные сапоги. Думаю, нужно дать ей флягу, альпаковую куртку и рюкзак. Я разрешил ей захватить с собой женские принадлежности, зубную щетку и гребень. Сейчас пойду раздобуду для всех нас мыло и, может быть, бритву.

— Нам предстоит долгий путь, сержант. — Эдварде повернулся к девушке. — Вигдис, мы скоро уходим. — Он снова посмотрел на русского офицера.

— Leutnant. Wofur? Warum?. Зачем — как вы могли сделать все это? Скажите это не для меня. Для нее.

Русский офицер уже знал, что его ждет. Он пожал плечами.

— Афганистан.

— Шкипер, но это военнопленные, — выпалил Роджерс. — Я хочу сказать, сэр, вы не можете…

— Джентльмены, в соответствии с Единым кодексом военного правосудия вы обвиняетесь в убийстве и изнасиловании. Эти преступления караются только одним наказанием — смертной казнью, — произнес Эдварде главным образом за тем, чтобы успокоить свою совесть в отношении двух остальных жизней. — Вы можете сказать что-нибудь в свое оправдание? Нет. Суд военного трибунала решает — вы признаны виновными и приговариваетесь к смертной казни. — Левой рукой Эдварде откинул назад голову лейтенанта, открыв его горло, и затем с силой ударил по гортани латунной рукояткой ножа. В комнате звук оказался удивительно громким, и Эдварде отбросил лейтенанта назад.