Красный террор

Вопросы истории, 1990, № 10, с. 9.

7

Неизданный Короленко. Дневники. 1919–1921. М., 2014. С. 193–194.

8

Вопросы истории, 1990, № 10, с. 25.

9

Ленинский сборник XXXVII, с. 167

10

Ленин В.И.

Полн. собр. соч. Т. 45. С. 189.

11

Там же. Т. 54. С. 155–156, 198; Ленинский сборник XXXIX. С. 426.

12

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 265–266.

13

Знамя, 1990, № 9, с. 14–15.

14

См., напр.: Красный террор глазами очевидцев. М.: Айрис-пресс, 2010; Красный террор в Москве. М.: Айрис-пресс, 2010; ВЧК уполномочена сообщить… 1918. М.: Кучково поле, 2004; Литвин А. Красный и белый террор в России. 1918–1922. М.: Яуза, 2004; Иванова Г.М. История ГУЛАГа. 1918–1958. М.: Наука, 2006.

15

См.: Красный террор в годы Гражданской войны: По материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. Под ред. докторов исторических наук Ю.Г. Фельштинского и Г.И. Чернявского. Лондон, 1992.

16

Подвиг. Вып. 38. М., 1991. С. 207.

17

Неизданный Короленко. Публицистика. 1917–1918. М., 2014. С. 259.

18

International Affairs. 1956. Vol. 32. № 2. April. P. 181–189.

19

См., напр.: Катков Г.М.

Февральская революция. Париж, 1982. С. 82—131; Хереш Э. Николай II. Ростов-на-Дону, 1998. С. 222–351; Шиссер Г., Трауптман Й. Русская рулетка. Немецкие деньги для русской революции. М., 2004.

20

Последние новости. Париж, 1925. 15 февраля.

21

ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 2, д. 122.

Красный террор в России

Ecrasez l’infâme!

(От автора к первому и второму изданию)

«Народы подвинутся только тогда,

когда сознают всю глубину своего падения.

Эдг. Кинэ

«Незаметно эта вещь вряд ли пройдет, если только у читателей и критики хватит мужества вчитаться (возможно и то: увидят, что тут расстреливают, и обойдут сторонкой)» – так писал Короленко Горнфельду по поводу рассказа Вл. Табурина «Жива душа», напечатанного в 1910 г. в «Русском Богатстве».

Мне хотелось бы, чтобы у того, кто возьмет в руки эту книгу, хватило мужества вчитаться в нее. Я знаю, что моя работа, во многих отношениях, не отделанная литературно, появилась в печати с этой стороны преждевременно. Но, сознавая это, я все же не имел и не имею в настоящее время сил, ни физических, ни моральных, придать ей надлежащую форму – по крайней мере соответствующую важности вопроса, которому она посвящена. Надо иметь действительно железные нервы, чтобы спокойно пережить и переработать в самом себе весь тот ужас, который выступает на последующих страницах.

Невольно вновь вспоминаешь слова В.Г. Короленко, мимолетно брошенные им по поводу его работы над «Бытовым явлением». Он писал Горнфельду в цитированном выше письме из Алупки (18 апреля): «работал над этим ужасным материалом о «смертниках», который каждый день по нескольку часов отравлял мои нервы». И когда читатель перевернет последнюю страницу моей книги, я думаю, он поймет то гнетущее чувство, которое должен был испытывать автор ее в течение долгих дней, погружаясь в моря крови, насилия и неописуемых ужасов нашей современности. По сравнению с нашими днями эпоха «Бытового явления» даже не бледная копия…²²

Я думаю, что читатель получит некоторое моральное облегчение при сознании, что, может быть, не все, что пройдет перед его глазами, будет отвечать строгой исторической достоверности. Иначе правда же не стоило бы жить. Надо было бы отречься оттого проклятого мира, где возможна такая позорная действительность, не возбуждающая чувства негодования и возмущения; надо было бы отречься от культуры, которая может ее молчаливо терпеть без протеста. И пожалеешь, как Герцен: «Невзначай сраженный пулей, я унес бы с собой в могилу еще два-три верования…» Если вдуматься в описанное ниже, то правда же можно сойти с ума. Одни спокойно взирают, другие спокойно совершают нечто чудовищное, позорнейшее для человечества, претендующего на культурное состояние. И спасает только все еще остающаяся вера в будущее, о котором, кажется, Надсон сказал:

Верь, настанет пора и погибнет ВаалИ вернется на землю любовь.

Историки давали и дают объяснения и даже оправдание террору эпохи французской революции; политики находят объяснение и проклятой современности. Я не хочу давать объяснений явлению, которое, может быть, и должно быть только заклеймлено со стороны общественной морали и в его прошлом и в его настоящем. Я хочу только восстановить картину и этого прошлого и этого настоящего. Пусть социологи и моралисты ищут объяснений для современной человеческой жестокости в наследии прошлого и в кровавом угаре последней европейской войны, в падении человеческой морали и в искажении идеологических основ человеческой психики и мышления. Пусть психиатры отнесут все это в область болезненных явлений века; пусть припишут это влиянию массового психоза.