Красный террор

В значительной степени бесплодны были и тогда эти обращения и эти ожидания. А теперь? Не так давно мы читали, как центральный орган чешской социал-демократии «Право Лиду» писал: «Теперь русская эмиграция распространяет сведения о том, что большевики преследуют тех, кто не согласен с их режимом. Но мы считаем, что теперь необходима известная осторожность при чтении этих сообщений и в некоторых случаях встает вопрос: не пускает ли определенная часть русской эмиграции эти сведения с целью оправдать свою бездеятельность за границей»²⁷. Для «Право Лиду» нужна проверка сведений о режиме большевиков, нужна проверка отношения советской власти к ее политическим противникам. А еще два года назад чешско-словацкие c.-д., основываясь на «достоверных сообщениях», интерпеллировали министра иностранных дел Бенеша о «невыносимом» политическом положении в России при советском правительстве. Они запрашивали министра:

1. Не угодно ли г. министру иностранных дел дипломатическим путем учинить все возможное, чтобы смертная казнь во всех цивилизованных государствах и в особенности в России была уничтожена.

2. Не угодно ли г. министру принять зависящие от него меры, чтобы в России уменьшились приговоры над политическими преступниками социал-демократического направления, будь они рабочими, крестьянами или солдатами.

3. Не позаботится ли г. министр, насколько это возможно в международной обстановке, принять меры для того, чтобы в России были прекращены преследования против социалистов и чтобы политическим преступникам социалистам была дана всеобщая амнистия²⁸

.

Правда, чешские социал-демократы говорили только о социалистах! Они не возвысились до понимания истины, чуждой, к сожалению, им, как и многим социалистам Западной Европы²⁹ (впрочем, и русским), о которой недавно еще напомнил маститый чешский же общественный деятель Т. Г.М. в «Pzitomnost»: «Для человека нет высшего правила во всей жизни и в политике, чем сознание, что жизнь и личность человека должны быть священны». Что же заставило «Рravo Lidu» изменить теперь позиции же по отношению к социалистам? Пресловутый вопрос о признании Европой советской власти? Так именно мотивировала на последнем съезде в январе 1924 г. французская социалистическая партия свое предложение советскому правительству прекратить преследования социалистов – это важно для того, чтобы партия могла бы без всяких оговорок и без укоров совести присоединиться к предложению о признании советского правительства Францией. Английская рабочая партия, говорящая о своем новом якобы понимании социализма, не выставляет и этого даже требования… А чешские социал-демократы склонны заподозрить уже и самый факт преследования – и это тогда, когда до нас доходят сообщения о самоубийствах, избиениях и убийствах в Соловках, о чем в 1924 г. поведала миру не зарубежная русская печать, а правительственное сообщение самих большевиков. Мы видим, таким образом, какую большую поправку приходится внести в преждевременное утверждение «Дней»: «прошли те времена, когда большевистские расправы можно было производить втихомолку. Каждая новая волна красного террора вновь и вновь вызывает протесты европейского общественного мнения»³⁰

.

Не имеем ли мы права сказать, что даже социалисты, кончающие самоубийством в ужасных условиях современной ссылки в России, должны знать теперь о бесцельности обращения с призывами к своим западноевропейским товарищам?

«Ужасы, творящиеся в концентрационных лагерях севера, – писал в 1922 г. упомянутый корреспондент «Голоса России», – не поддаются описанию. Для человека, не испытавшего и не видевшего их, они могут казаться выдумкой озлобленного человека…» Мы, изо дня в день с ужасом и болью ожидавшие эпилога, которым ныне закончилась трагедия в Соловках, и знаем и понимаем эту кошмарную действительность – для нас это не эксперимент, быть может, полезный, в качестве показательного опыта, для пролетариата Западной Европы… Для нас это свое живое, больное тело. И как мучительно сознавать свое полное бессилие помочь даже словом…

* * *

Я не льщу себя надеждой, что моя книга дойдет до тех представителей западноевропейского общественного мнения, которые легко подчас высказывают свои суждения о событиях в России или не зная их, или не желая их понять. Так просто, напр., обвинить зарубежную русскую печать в тенденциозном искажении действительности. Но люди, ответственные за свои слова, не имеют права перед лицом потомства так упрощенно разрешать свои сомнения – прошло то время, когда «грубое насильничество московских правителей» в силу полной отрезанности от России объясняли, по словам Каутского, «буржуазной клеветой».

Примером этих выступлений последнего времени могут служить и статьи верховного комиссара Лиги Наций по делам русских беженцев, обошедшие полгода назад всю европейскую печать. О них мне приходилось писать в «Днях» в своем как бы открытом письме Нансену «Напрасные слова» (20 июля 1923 г.).