Красота как наказание

Анна обреченно опустилась на кровать, провела рукой по мягкому покрывалу. Пальцы нащупали щетку для волос. Почему она стала такой раздражительной, постоянно срывается из-за каких-то мелочей? Все время находится в нервном напряжении. Вот и сейчас рассердила такая ерунда, как забытая расческа. Анна со злостью запустила ею в шкаф, и глухой звук удара заставил поежиться. Она тотчас вспомнила о коробке с вещами Маргариты. Распахнула дверцы настежь, не глядя, отпихнула чемодан. Потом, спохватившись, заперлась в комнате и наконец заглянула в коробку.

Первым на глаза попался носовой платок с вышитыми инициалами «М.В». Маленький, изящный и приятный на ощупь, он все еще хранил тонкий аромат миндаля. Слова Романа прозвучали в голове так отчетливо, словно он сейчас находился рядом: «До сих пор помню, ее кожа пахла миндальным молоком…» Без сомнения, аксессуар принадлежал Маргарите. Анна так и видела, как девушка нечаянно роняет кружевной платочек, а какой-нибудь молодой человек наклоняется, поднимает его и возвращает хозяйке; как в волнении Маргарита комкает платок, думая о грустном. Наверняка у нее были какие-то тайны, тревоги. Может, в один из вечеров она вытирала им слезы и смотрела в окно… Видение было таким ясным и отчетливым, что Анна внезапно ощутила рядом чужое присутствие. Огляделась по сторонам, убедилась, что одна в комнате и немного успокоилась.

Отложив платок, она взяла из коробки фотографию, на которой был запечатлен красивый мужчина: темноволосый, широкоплечий, с теплым взглядом карих глаз. Кто он? Поклонник? Возлюбленный? Или просто друг? Анна перевернула фотографию. На обратной стороне была надпись: «Маргарите на вечную память. Твой Н.» Что-то было в этой надписи любовное, сокровенное. «Твой Н.» Рядом со снимком лежала записка:

«Я знаю, что ты у брата. Неважно, уезжала ты или соврала. Я буду ждать тебя в часовне до вечера. Найди в себе смелость прийти и объясниться по-человечески. Н.»

В конце простым карандашом была приписана дата: четвертое сентября. А Маргарита умерла шестого: дата смерти была указана на памятнике у часовни. Интересно, они встретились или нет? Почему эта девушка решила покончить с собой? Несчастная любовь? Чей-то шантаж? Депрессия? Непонятно. Еще сильнее захотелось узнать историю ее жизни. Но у кого спросить, Анна не знала. Кое-что известно Лидии, ведь призналась же девочка матери, что знает, как умерла Маргарита. Опять же, дочь Елены ведет себя странно и выглядит запуганной, можно ли доверять ее словам, – вопрос спорный.

Анна вынула из глубины коробки стопку исписанных страниц, зачем-то вырванных из тетради. Записи были сделаны узким, зажатым почерком, слегка наклоненным вправо, буквы выглядели угловатыми. Похоже, когда-то это был дневник Маргариты. Она пробежалась взглядом по строчкам: «Я пытаюсь бежать от этих чувств, бежать изо всех сил, как можно дальше; мой разум отчаянно спорит с сердцем, но все время проигрывает в этой схватке. Я боюсь представить, что будет, если все вокруг об этом узнают…»

Анна не успела дочитать. Ручку двери дернули с той стороны. Вздрогнув, она в панике собрала вынутые вещи обратно в коробку и вернула ту на прежнее место.

Ручку снова требовательно дернули.

– Зачем ты закрыла дверь? – послышался голос мужа.

Как не вовремя! Она мельком взглянула на себя в зеркало, пригладила растрепавшиеся волосы. Лицо по-прежнему было бледным, в глазах стояла тоска. Нужно немедленно взять себя в руки! Роман сильно разозлится, если узнает, что она побывала наверху. Нельзя этого допустить!

Она перевела дыхание и отодвинула щеколду. Роман прищурился и переступил порог. В его глазах заплясали озорные искорки.

– Я уж думал, ты меня не впустишь.

Она постаралась улыбнуться. Мужчина присел на кровать, расстегнул рубашку. Анна продолжала стоять у шкафа, внимательно наблюдая за ним.

– Ты не обижаешься?

– Нет. Но повод появился бы, если бы сегодня ты снова заночевал на втором этаже.

– Опять ты об этом!

Роман нахмурился. Его волосы были взъерошены, из-под расстегнутой рубашки виднелась грудь, украшенная шрамами. Он никогда не говорил, откуда они, всегда отшучивался. Почему-то именно сейчас у Анны мелькнула мысль, что это еще одна его тайна. Которая по счету?

– Ну прости, – буркнула она. – Когда нам что-то запрещают, очень хочется сделать то, что нельзя.

Роман вдруг стиснул пальцами одеяло. Взгляд его стал задумчивым, вены на шее вздулись. Господи, что опять не так? Что она такого сказала?

– Обещаю, ты все там осмотришь в ближайшие дни, когда я смогу вырваться с работы пораньше, – уверенно сказал он, глядя куда-то в сторону. – Только сначала нужно убрать оттуда ненужные вещи, скопилось слишком много хлама. Но, обещаю, ты все увидишь.

– Серьезно?

– Конечно! Там нет ничего секретного.