Кратчайшее расстояние

Мне всегда казалось, что дорога домой длиннее, чем куда-либо. Все, кому я говорила об этом, недоумевали — домой быстрее. А мне казалось, что время тянется невыносимо долго, и самолет из Москвы в Обыденск летит медленнее, чем из Обыденска в Москву. И сейчас, после двух с половиной лет в космосе, временами становилось невыносимо тоскливо. Я старалась не показывать вида, занималась делами, брала новые исследования, проводила все больше времени у телескопа и в лаборатории, начала эксперимент — высеяла в марсианский грунт укроп и салат, а еще крокусы и фиалки. В контрольных ящиках точно такие семена росли в земной почве. Образцы, кстати, ничем не отличались. Надо будет попробовать, как они на вкус? Или все-таки сначала морским свинкам дать на экспертизу?

Я очень хорошо запомнила этот день — девятьсот девяносто первый день полета. Именно он положил начало событиям, изменившим очень многое.

Было около десяти утра. Игорь и Артем сидели в носовой рубке за мониторами — обрабатывали данные, кажется. А мы с Катей занимались чисто женским делом — уборкой. Вот только не надо про тяжелую женскую долю и мужской шовинизм. В нашем случае уборка — это навести порядок в 'живом уголке', перебрать вещи и отправить что-нибудь несвежее на утилизацию. Нет, тупо вещи мы не выкидываем, по крайней мере не все. Майки, футболки и все такое, мягкое, режется, и превращается в подстилку для морских свинок, и только потом выбрасывается и загрязняет окружающую среду.

Мы сидели на полу в кладовке — чем ближе к концу путешествия, тем просторней становились наши апартаменты — перебирали 'рухлядь', изредка перекидываясь словами. Я вообще заметила, что мы все стали больше молчать. Трудно найти тему для разговоров людям, который находятся вместе двадцать четыре часа в сутки, особенно если этих суток два с половиной года набралось. Но молчали хорошо — без раздражения и злости. Атмосфера молчаливая, но дружелюбная, как в клубе Молчальников, помните, у Конан Дойля?

Я встала достать мусорный пакет, сделала шаг, и голову будто на мгновение сдавило раскаленным обручем. Боль схлынула, смытая темнотой. Из темноты один за другим появлялись образы, вспыхивая и угасая. Я видела города, дома и людей, слышала разговоры и смех, обрывки телепередач, музыку, которых не помнила. Я словно стремительно неслась навстречу потоку, в котором вместо капель воды струились звуки и образы. Оглушенная, я тонула, захлебывалась в нем. Каким-то сверхъестественным усилием я рванулась прочь, освобождаясь, с трудом открыла глаза. Я лежала на полу, сжимая в кулаке тряпку. Катя сидела, уткнувшись лицом в колени.

— Катя, Катя! — позвала я, поднимаясь. — Ты меня слышишь?!

— Люда, — простонала подруга. — Что это было?

— Не знаю… Ты сама как?

— Отключилась, но теперь вроде бы все в норме, — Катерина потерла лицо.

— Игорь! — вскинулась я.

— Артем! — эхом откликнулась Катя.

Мы друг за другом понеслись в рубку. Они так и сидели в креслах у включенных мониторов, и оба были без сознания.

— Быстро чемодан первой помощи!

Я метнулась в медблок, пока наш врач, без всяких сантиментов и рефлексии, осмотрела сначала Игоря, потом Артема.

— Командиру нашатырь, — распорядилась Катя, вкалывая что-то в вену Артему.

Я послушно сломала ампулу под носом у Игоря, с тревогой всматриваясь в бледное лицо. Игорь пришел в себя почти сразу, отвел мою руку. Я оглянулась на Катю.

— У Артема болевой шок, я его сняла. Тема! Артем! — тихонько позвала она, гладя его виски.

Где-то через полчаса мужчины чувствовали себя вполне сносно. Кроме одного. Они ослепли.

— Да, Екатерина, я тоже так думаю. Обследование, конечно, не полное, но и имеющихся данных достаточно, чтобы исключить органическое повреждение глазного яблока или головного мозга. Я с большой долей уверенности могу утверждать, что причина в том, что участок коры, отвечающий за зрение, временно перестал 'принимать' картинку. Вероятно, это следствие перенапряжения или воздействия какого-то неизвестного излучения. Склоняюсь к тому, что столь бурная реакция организма как раз и была спровоцирована высокими физическими нагрузками, о чем свидетельствует то, что у Русанова, более всех подвергшегося воздействию открытого космоса, в анамнезе отмечены спазмы сосудов головного мозга, и как следствие, — головные боли. Очевидно, что на состояние пациентов повлияло нахождение в головной части корабля. Как сообщили мне коллеги, именно там сосредоточено основное энергопотребление, приборы и сети.

У Игоря руки на подлокотниках сжались еще при слове 'пациенты'. Поэтому я не удивилась, когда он с несвойственной ему резкостью прервал профессора.

— Мстислав Аскольдович, сколько будет длиться слепота?

— Прогнозы дело чрезвычайно неблагодарное… Будем надеяться, что это ваше состояние будет кратковременным. Но на чем я настаиваю, категорически настаиваю, коллега! — обратился он к Кате, — так это на полном покое. Никаких нервных перегрузок, волнений, стрессов. Отдых, прогулки, умеренное занятие спортом…

Насчет погулять особенно интересно. Светило!