Кража на улице Окской

— Ты что — совсем чиканулась! — крикнул он Марине. — «Удавлюсь»… Из–за этого дерьма, из–за барахла паршивого! Ты что?.. — он даже задохнулся от негодования. — Да как ты можешь?

Он ещё что–то такое говорил, красиво жестикулировал и поигрывал модуляциями своего голоса, но я быстро понял, что это просто–напросто спектакль, предназначенный в первую очередь для нас, посторонних. Кажется, ему было немного неловко за Марину, так откровенно оплакивающую пропавшие тряпки, за её некрасивую истерику на глазах у тех, кто может подумать об этом что–то не то, сделать свои выводы, осудить.

— С кем имеем честь? — обратился я к нему.

— Брат Марины… Ахметов Валериан.

— Присядем, — предложил я, показав ему на роскошное, прямо–таки «вольтеровское» кресло, стоявшее чуть ли не посреди комнаты.

Он грузно опустился в кресло, расстегнул пиджак, небрежно забросил ногу на ногу, закурил «Мальборо». Всё, конечно, может быть… но откуда у него «Мальборо»? Фарцует он, что ли? Взятки берёт? Или вот, скажем, другой вопрос: а мог ли он, допустим, обокрасть родную сестру? Конечно, у меня нет повода подозревать его, но… почему он мне неприятен? Из–за того, что курит «Мальборо»? «Ява» его не устраивает… Или потому, что назвал платье от Кристиана Диора «паршивым барахлом»? Для него это, может быть, барахло, а нам… нам и польские батники вполне даже ничего… М-да, психология…

— Где изволите служить?

— Аспирант на кафедре. Преподаю студентам хирургию. Оперирую… А причём здесь это? — раздражённо спросил он.

— Так, для порядка спрашиваю. Как узнали о краже?

— Маринка позвонила.

— Есть ли у вас какие–нибудь соображения на этот счёт?

— В каком, собственно, ракурсе?

— Может быть, подозреваете кого?

— Конкретно — никого. Это мог сделать любой.

— Ну? Так уж и любой?

Он смутился.

— Ну, то есть… у кого есть склонность влезать в чужие квартиры.

— Логично. Знакомы ли вы с Нестеренко Татьяной?

— Виделись иногда, конечно. Но если вы что думаете, то напрасно. Она бы это не сделала.

— Почему?

— Бессмысленно. Уж она–то могла украсть потихоньку, не привлекая внимания.

— Но тогда непременно подумали бы на неё.

— Полагаете, она сымитировала квартирный «скачок»?

Интересно, почему наша интеллигенция так любит блатной жаргон? Последствие лагерного прошлого наших дедушек?

— Сами–то вы здесь давно были? — спросил я.

— Мм… пожалуй, неделю назад.

— У вас есть ключ от этой квартиры?

— Нет. Зачем он мне?

— А Марина… она раньше ключи не теряла? Новый никогда не заказывала? Может быть, в сумочке был уже дубликат?

— Как будто бы нет. Мне, во всяком случае, ничего об этом не известно.

Пустой разговор, подумал я. Кажется, он и вправду ничего не знает. А, собственно, почему он должен что–то знать? У сестры — своя жизнь, у него, похоже, своя.

— Сами–то вы где живёте?

— Снимаю квартиру на Кутузовском.

— А вещи свои храните у сестры? — вмешался вдруг Петя Харас, отрываясь от работы.

— Какие вещи? — удивился Ахметов.

— Ну, строго говоря, не совсем вещи… — Петя пощёлкал пальцами, пытаясь подобрать нужное слово. Потом вынул что–то из ящика серванта. — Вот…

Это были обыкновенные рецептурные бланки. С печатями, с подписью врача Ахметова, но — чистые, без текста.

— А, это… — протянул Валериан. — Да, это мои.

— Почему они здесь?

— Маринка попросила. Ей иногда нужен супрастин. У неё аллергия на шоколад. А мне… Каждый раз ездить сюда, выписывать рецепт — хлопотно… да и некогда.

— А можно ли по этим рецептам получить в аптеке что–нибудь… — Харас опять пощёлкал пальцами, — ну, скажем, посильнее супрастина?

Ахметов резко повернулся к нему.

— Вы намекаете на наркотики?

— Допустим.

— А тут и допускать нечего! — вспылил Валериан. — Я врач, а не жулик! И «морфушей» не торгую. И потом, вам не мешало бы знать, что наркотические анальгетики можно получить в аптеке только по специальному рецептурному бланку розового цвета. И печать должна быть круглая. Круглая, а не треугольная! Рецепт должен быть зарегистрирован в специальном журнале. И необходима подпись руководителя медицинского учреждения… Если вы думаете, что я…

— Да вы успокойтесь, — миролюбиво заметил я. — Ничего мы не думаем. Наша обязанность всё проверить, всё учесть…

— Что же, например? — запальчиво воскликнул он. — Вы, кажется, занимаетесь квартирной кражей…

— Вот и ответьте: знал ли кто–нибудь из ваших знакомых об этих рецептах?

— Большой тайны мы из этого не делали. Может быть, Маринка кому–нибудь говорила… Дались вам эти бланки! У каждого врача их — как мусора…

— Вот это–то и плохо, — пробормотал Харас.

— Предположим, вор не знал, что по вашим рецептурным бланкам нельзя получить сильнодействующие средства, — я стал рассуждать вслух. — Мог он прийти в квартиру именно за ними? Как вы думаете?

— А барахлишко прихватил по инерции, что ли? — усмехнулся Ахметов. — Впрочем… — он вдруг задумался, как–то неуклюже оглянулся, ища что–то глазами. Бросился к тумбочке, достал какую–то коробку, заглянул в неё. Смотрел долго, минуты две, — видимо, о чём–то напряжённо думал. Потом аккуратно положил коробку назад, в тумбочку.

— Что у вас там было? — поинтересовался я.