Кража в особо крупных чувствах (СИ)

Она улыбнулась. Петр поймал себя на мысли, что улыбка у Элины Конищевой какая-то… необыкновенная, что ли. Эту молодую женщину трудно назвать хорошенькой в общепринятом смысле этого слова, особенно если она не использует косметику. Но у нее определённо запоминающаяся внешность. А улыбка делает ее лицо по-настоящему красивым. Очень красивым.

Петр так озадачился этим наблюдением, что прослушал вопрос.

– Я задумался, извините. О чем вы спрашивали?

– А чего с вами в вашей работе точно не происходило? Никогда?

Петр слегка наклонил голову, разглядывая вдовицу. Интересно, что стоит за ее расспросами? А смотреть на нее приятно, черт побери.

– В вас кидали цветами?

– Было дело.

– Водой в лицо плескали?

– Я увернулся.

– М-м-м… матом ругались?

– Регулярно.

– Какая у вас интересная работа, – Элина Конищева вроде бы улыбалась, но выражение ее глаз было не веселым. Не грустным. Каким-то… словно она что-то только что важное решила. – Что же, значит, вас ничем не удивить.

– Наверное, нет. Хотя, знаете, мне вдруг подумалось, что при допросах меня ни разу не целовали.

Собственные слова даже Петра изумили. А Элина Конищева и вовсе встала. И пошла вокруг стола. К нему. Не очень понимая, что делает, Петр тоже встал. Она подошла и остановилась. Петр смотрел на Элину Конищеву. Учитывая его гренадерский, по выражению бабушки, рост, Петр давно привык к тому, что смотрит на окружающих, как правило, сверху вниз. Исключения были малочисленны и в основном состояли из членов семьи Петра – брат, отец, дядька. Ну, Ромка Ракитянский еще не позволял никому смотреть на него сверху вниз. У Элины Конищевой был довольно солидный для женщины рост – что-то под сто восемьдесят, наверное. Но она все равно ниже его. Только вот возникало такое странное ощущение, что они с ней равны ростом. Наверное, Элина Конищева тоже не позволяет никому смотреть на себя сверху вниз.

Ну, они и смотрели. Друг на друга. Петр поймал себя на том, что мысленно составляет портрет Элины Конищевой. Глаза у нее странные, словно вытянутые за уголки и приподнятые к вискам. Цвет радужки светлый, голубой, а ресницы темные и пушистые, особенно там, во внешних уголках. Нос у нее тонкий, породистый, а губы…

Описание губ Петр составить не успел, потому что этими самыми губами Элина Конищева его поцеловала.

К чему Петр оказался совершенно не готов. Но мозг автоматом еще фиксировал, что запаха табачного дыма он почему-то совсем от нее не чувствует, хотя эти «Герцеговина-Флор» наверняка крепкие. А губы у нее почему-то на вкус сладкие. Чуть влажные и теплые. Отчего-то вспомнились карамельки.

И спина у нее невероятно тонкая. И слегка дрожит под его ладонью.

А губы все-таки сладкие.

Поцелуй как-то сам собой прекратился, так и не перейдя во французский. Но ладонь Петра по-прежнему лежала на пояснице Элины, а ее ладонь – на его груди. И Петр, убей бог, не мог вспомнить, как они оказались в таком положении. Все перебивал вкус карамели.

– Ну вот. Мы ликвидировали это досадное упущение.

Петр не сразу понял, о чем эти слова, произнесенный Элиной тихим, чуть срывающимся голосом. А, да. Его на допросах не целовали, да. До сегодняшнего дня.

– Спасибо, Элина, – «Константиновна» категорически не выговаривалось. Петр, наконец, заставил себя убрать руку с ее спины и от греха подальше сунул ее в карман штанов. – Что бы я без вас делал. – А потом резко развернулся и пошёл из гостиной к входной двери. – Не провожайте.

Он сбежал. Петр Тихий попросту сбежал. Потому что не понимал, что можно было сейчас сказать или сделать. Нет, у него мелькнул один вариант возможного развития событий после этого поцелуя. Но этот вариант был категорически неприемлем. Опять же, тогда бы пришлось кобуру снимать. А Петр при исполнении.

Глава 3

– Судя по выражению вашего лица, вдовица вас порадовала кое-чем интересным.

Ага, поцелуем. Но этого Петр Арсению говорить не стал.

– Судя по твоему жизнерадостному голосу, и тебе есть чем меня порадовать, – Петр устроился на своем месте за столом.

– Да, кое-чего есть рассказать.

– Рассказывай.

– Чайку забабашим?

– Бабашь, истребитель чаек.

Под горячий чай Арсений принялся за доклад.

– Занятный, конечно, этот тип – Евгений Поварницын. Он у меня тут рыдал.

– И ты тоже пугал бедного мальчика? – хмыкнул Петр, прихлебывая чай.

– Это Поварницын-то – бедный мальчик?

– Ну, таким его считает вдова. Мне сказала, что я пугаю бедного мальчика.

Арсений хохотнул.

– Как вы его вообще нашли, Петр Тихонович? Я обалдел, когда вы позвонили.

– Секреты мастерства, – отмахнулся Пётр. – Потом расскажу. Давай про нашего плакающего мальчика.

– Да пол-отдела ко мне заглянули – посмотреть, кто тут так у меня голосит, – Арсений выудил из тумбочки пакет с сушками. – Просто гастроли оренбургского театра народных талантов.

– В сухом остатке что?

– А в сухом остатке у нас отсутствие алиби, – с довольным видом сообщил Арсений, разламывая сушку.

– Даже намека нет?

– А вам больше скажу, Пётр Тихонович… – Арсений выдержал театральную паузу. – На момент убийства Конищева «плакающий мальчик» был в Москве.

– Вот это поворот. Неужели сам сразу – и признался?