Кража в особо крупных чувствах (СИ)

– Нет, – она слегка растерянно моргнула. – Морковный.

– Морковный? – Петр демонстративно изобразил в голосе разочарование.

– С апельсиновой глазурью.

– Ну, если с апельсиновой глазурью – тогда годится. Давайте свой пирог.

Они молча ели пирог. И в самом деле, вкусный. Какое-то это странное было молчание. Петр сидел за столом напротив женщины, убийство мужа которой он расследовал. Да, у нее алиби. Но все же… Все же есть нюансы, как говорится. И вариант опосредованного участия ее в преступлении исключать нельзя. Хотя Петр в него не верил. Нет, это был даже не вопрос веры. Некоторые вещи он чувствовал абсолютно точно. Обличая это чувство вслух вместо привычного ему внутреннего «жопой чую» в более цивилизованное, произносимое вслух «спинном мозгом ощущаю». Арсений над этой формулировкой неизменно ржал, но так же неизменно доверял. Ибо спинной мозг Петра Тихого ни разу не подводил. Элина Конищева не имеет никакого отношения к убийству своего мужа. Но это же не повод сидеть с ней за столом и с полным ощущением того, что ничего такого сверхординарного не происходит, пить чай с пирогом. Морковным в апельсиновой глазури. Вкусный, между прочим, оказался пирог.

– Элина Константиновна, вы хотели со мной что-то обсудить? – Петр решил все же призвать в помощники свой профессионализм, а то следователь при исполнении так полпирога сожрет – и все без пользы для дела.

– Вкусный пирог? – ответила она в своей излюбленной манере вопросом на вопрос

– Очень, – искренне ответил Петр.

Ему на тарелку положили еще один добрый кусок пирога и задали еще один вопрос.

– А вы сегодня вообще ели?

Любопытно. Элина Конищева собралась с ним обсудить его режим питания?

– Я с утра дома позавтракал, – честно ответил Петр. – А вот с обедом как-то не сложилось.

– Скажите, вы женаты?

С каждым вопросом все интереснее и интереснее. Петр откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Девушка, сидящая напротив, прямо встретила его взгляд. У нее сегодня свободно распущены волосы, и это ей необыкновенно идет. На ней светло-голубая футболка и темно-голубые джинсы на бесконечных ногах, и все это тоже ей необыкновенно идет, подчеркивая цвет глаз. Которые, кажется, подкрашены – впрочем, Петр никогда не умел этого определять в женщинах точно. Только губную помаду различал – очень противная на вкус или терпимо.

– Знаете, Элина Константиновна, если бы не ваше свежее вдовство, я бы заподозрил вас в матримониальных планах в свой адрес.

– А вот не надо недооценивать женское коварство.

– И пары башмаков она еще не износила…

– Вы все-таки феноменально образованы, Петр Тихонович.

Так. Шутка несколько затянулась. Петр дернул плечами, поправляя кобуру, напоминая, прежде всего, самому себе о своем-таки служебном положении.

– Элина Константиновна, о чем же вы все-таки хотели со мной поговорить?

– Поговорить? Да-да, поговорить, – она произнесла это рассеянно, словно думая о чем-то другом. – Я действительно хотела, но… Я все никак не могу решить, как начать. И подобрать слова тоже не могу.

– А не надо подбирать. Скажите прямо. Как есть.

– Хорошо, – она вздохнула, выпрямилась. Солнце, которое светило ей в спину, зажигало золотые искры в ее волосах. – Поцелуйте меня. Пожалуйста.

Петр замер. Кажется… Кажется, он не удивлен. Ведь это сумасшедшее, вполне себе Льюис-Кэролловское чаепитие должно было кончиться чем-то подобным.

– Что? – хрипловато отозвалась она. – Что вы молчите? Моя просьба слишком вычурна? Но ведь наверняка такого вам не предлагали на допросах. В прошлый раз вы сказали, что я должна постараться. Я постаралась. – Он продолжал молчать, а Элина вдруг резко встала. – Ну же, Тихий, целуйте, черт вас раздери! Иначе я сама вас поцелую!

Он медленно встал.

– Давайте не будем повторяться.

В этот раз она стояла на месте, а он подходил к ней, огибая стол, крытый зеленой бархатной скатертью.

У нее очень красивые губы, бледно-розовые, с четким контуром и безо всякой помады. Нет, он не собирался ее целовать.

Но почему-то поцеловал.

Целовал и думал о том, что нарушает все служебные инструкции разом. Что между ними не должно быть никаких отношений вне рамок расследования. Что, черт возьми, он вообще при исполнении и даже с табельным оружием.

Ни одна из этих мыслей не смогла пробиться сквозь сладость этого поцелуя.

У нее мягкие, теплые губы со вкусом апельсина. Или апельсиновой карамели. У нее гладкий послушный язык, который охотно принимает правила французского поцелуя. Поцелуя, который как-то неумолимо перетекает в нечто большее, чем просто поцелуй.

Петр же не собирается…

– Секса во время допросов у меня тоже никогда не было… – хрипло выдохнул Петр на ухо Элине, прижимая ее к себе. Всю. Крепко. Плотно. Почувствуй, каковы ставки в игре. Откажись, пока не поздно.

Ее пальцы скользят по его шее, пробираются к затылку, ерошат волосы.

– Боже мой, как же скучно ты до меня жил…

Если делать глупости – то все сразу. Не мелочась. Петр подхватывает Элину на руки. Расположение комнат он помнит, и ее спальня – отсюда по коридору налево.

***