Кречет. Книги 1-4

— Однако лошади там есть! — ответил он серьезным тоном. — Я знаю, что вы только что вернулись из Сенегамбии, дорогой герцог, но думал, что вы лучше осведомлены о нравах и обычаях Америки. На чем, по-вашему, ездят верхом наши друзья-англичане? На ослах?.. Что же касается меня, то я слышал, что этот генерал Вашингтон, безукоризненный виргинский дворянин, один из лучших в мире наездников. По крайней мере, мы будем иметь свежих лошадей!

— Вот и ждите их! — вскричал герцог вне себя от ярости.

Затем, нахлобучив ударом кулака свою треуголку, украшенную белыми перьями, он повернулся на красных каблуках и зашагал по направлению к Сиамской улице.

Красавец офицер Королевского Цвайбрюккенского полка коротко рассмеялся, затем стремительно повернулся к Жилю, который услышал свое имя и остановился, нахмурив брови и размышляя, должен он или нет вызвать герцога де Лозена на дуэль.

— Это правда? — спросил швед.

— Совершеннейшая правда, господин граф. Вот приказ.

— Это весьма досадно! Я надеялся доставить Магнуса к инсургентам.

— Магнуса?

— Мою… то есть нашу лошадь, — ответил швед, не моргнув и глазом. — Но думаю, что вы дали ему другое имя?

— Да! — ответил Жиль не без грусти. — Я назвал его Мерлином!

— О! Мерлином-Чародеем?

— Совершенно верно. Мы с ним земляки…

— Красивое имя. Но что же, однако, нам с ним делать? В конце концов, это касается вас почти так же, как и меня, и могу вам признаться, что мае бы очень не хотелось его продавать. А поскольку вы здешний, то не могли бы вы найти кого-нибудь, кто согласится сохранить его и ухаживать за ним так, как он этого заслуживает, пока мы с вами будем на войне?

У Жиля заблестели глаза:

— Вы мне доверяете?

Ферсен не колебался ни секунды.

— Боже мой, конечно, доверяю. Ведь вы украли его не из корысти, а потому, что он был вам необходим. И потом… вы любите его, я понял это сразу. Такие вещи человек, любящий лошадей, сразу чувствует. Итак, вы уже придумали что-нибудь?.. Однако нужно идти, а то, мне кажется, вы позабыли о том, что вам поручено.

По дороге в Арсенал Жиль рассказывал о Гийоме Бриане, о его мастерстве во владении различными видами оружия и о любви к лошадям, о его приземистом доме и лугах Лесле. Он говорил так убедительно, что еще до того, как они дошли до гостиницы «Белый адмирал», швед принял решение: один из его слуг с письмом, написанным Жилем, и достаточной суммой денег сегодня же вечером отправится во владения семьи Талюэ.

— Сегодня вечером? — удивился Жиль подобной спешке. — Вы опасаетесь, что герцог де Лозен захочет его купить и тайно погрузит на корабль?

Ферсен впервые рассмеялся, а это случалось с ним весьма редко.

— На такое он все же не осмелится. Но я хотел бы уладить это дело как можно скорее, исходя из того соображения, о котором не может не знать секретарь генерала: мой полк. Королевский Цвайбрюккенский полк, должен грузиться на корабли завтра утром, частью на транспорт «Графиня де Ноайль», частью на линейный корабль «Язон», на котором буду размещен и я с другими офицерами. Это приказ главнокомандующего, — добавил швед со вздохом, показывающим, что он вовсе не рад этому обстоятельству. — Я надеюсь только на то, что отплытие не заставит себя ждать и мы не будем невесть сколько времени болтаться на якорях…

К великому разочарованию шведа, отплытие было отложено еще на некоторое время. Пером секретаря Рошамбо 17 апреля сообщал своему министру: «Если погода улучшится, то я перейду на борт „Герцога Бургундского“ самое позднее завтра, с тем чтобы воспользоваться с согласия шевалье де Тернея первым же северным ветром…» Однако северный ветер не задул ни 18 апреля, ни в последующие дни, хотя в указанный им день генерал действительно перешел на адмиральский корабль, погрузка которого была полностью закончена и на котором находились, кроме частей Сентонжского полка с его командиром полковником де ла Валеттом и его заместителем полковником де Шарлю, также и двое таинственных американцев, чем Жиль был весьма заинтригован, хотя и не смог к ним приблизиться.

Итак, корабли один за другим покидали порт и уходили на рейд, где становились на два якоря и ожидали в тисках строжайшей дисциплины (позволения покинуть корабль не давалось никому) и в глубокой скуке приказа поднять якоря.

Испытывающий такое же нетерпение, как и все остальные. Жиль получил неожиданную передышку. С самого начала своей службы он трудился как каторжный, зато с того момента, как «Герцог Бургундский» встал на рейде, он очутился в привилегированном положении. Каждый день он, единственный из тех, кто был на корабле, сходил на берег, чтобы исполнять приказы своих начальников. Среди всех прочих была обязанность получать официальную почту у графа д'Эктора и личную в гостинице. Содержание этих писем его, естественно, никоим образом не касалось.