Крейсерова соната

Лимонов сошел с трибуны. Все расступились, освобождая место Вождю. В круглом пятне прожектора, ярком как огненное озеро, Лимонов встретился со своей возлюбленной, совсем еще девочкой, которая протянула любимому белую морскую свинку. Девочке было всего восемь лет, она любила животных и принесла зверька из школьного живого уголка. Они стали танцевать втроем, причем морская свинка употребляла приемы классического балета - взлетала в воздух, невесомо парила, чем-то напоминая молодую Плисецкую. Это был лирический танец целомудренной любви. Лимонов скинул кожаный плащ, оставшись в одних алых плавках. Втроем, под звуки тростниковых дудок, вставленных в кузнечные мехи и исполнявших мелодию "Спят усталые игрушки…", они легли на землю. Соратники накрыли их национал-большевистским знаменем, прижали пальцы к губам, требуя соблюдать священную тишину, которая воцарилась в зале, нарушаемая рыданием старой девы из Академии наук, которую растрогала любовь жестокого революционера к беззащитным девочке и свинке.

Те же чувства испытывали миллионы телезрителей в России и за рубежом, куда антенны Си-Эн-Эн донесли прекрасную и лирическую историю любви Лимонова.

Стареющая эмигрантка в Бронксе, знавшая Лимонова в пору его американских скитаний, попивая джин с тоником перед барахлящим "Панасоником", скептически заметила:

- При чем здесь свинка!.. В скотоложестве Эдуард не был замечен… Впрочем, все его бабы, за исключением меня, были скотскими созданиями…

Следующая сцена балета изображала танцующий ОМОН. Отряд усмирителей бунта готовился к сокрушительной атаке. Художник Шемякер, большой мастер стилистических нюансов, блистательно поработал над костюмами. Если "лимоновцы", включая самого Вождя, напоминали хрупких и энергичных комаров с изящными движениями тонких конечностей, с порывами и метаниями, как будто бы их сносил легкий ветер, то омоновцы были похожи на тупоголовых и сильных жуков. В черных, с синим отливом, куртках, в белых шлемах, с начищенными щитами, которые они подымали, как жуки подымают надкрылья, омоновцы строились в ряды, рассыпались цепью, образовывали клин, падали на колено, прячась за щиты, и при этом живописно играли мускулами, грохотали палками, бряцали наручниками. Омоновцы образовали строй, напоминавший тевтонскую "свинью". Взыграли флейты, сделанные из морских раковин. Печально завыл ветер, специально доставленный в больших целлофановых мешках из прибалтийских дюн. Под заунывную музыку из кинофильма "Александр Невский" рыцари правопорядка двинулись на возмутителей общественного спокойствия.

Тележурналист Крокодилов, когда-то работавший театральным критиком, был в восторге от происходящего. Друг Лимонов сидел в тюрьме и не мог упрекнуть его в предательстве и иудином грехе. Зато образ Лимонова был безопасен, был во власти Крокодилова, который вытворял чудеса: управлял съемкой, включал в работу то одну, то другую телекамеру, переговаривался по рации с операторами, с режиссером в студии, с кунгами стоящих снаружи ретрансляторов и при этом наблюдал за лицами зрителей, направлял объектив на пышную грудь владелицы мехового магазина в Столешниковом, на которой от дыхания шевелились и сверкали бриллианты, показывал, как целуются на задних рядах два молодых гея, и уже несколько раз останавливал объектив на прелестной молодой женщине в вишневом платье, которая, казалось, не следила за великолепным спектаклем, а думала о своем.

Последовала великолепная сцена схватки. Омоновцы, жужжа как свирепые жуки, колотя себя в грудь дубинками, выставляя вперед слепящие щиты, двинулись на "лимоновцев", рассекли их эфемерный строй железным клином, отчего отдельные танцоры-"лимоновцы", кружась волчками, отскакивали, словно стружки от стального резца. Но разъятая толпа революционеров снова смыкались. Вновь свирепый клин, напоминавший марширующую массу скарабеев, вторгался в толпу - под музыку падающих в котел раскаленных камней, которые сбрасывали за сценой оркестранты, и под трагическое блеяние живого барана, которого резали другие оркестранты, усиливая звук мегафонами. Ужасен был танец омоновцев, избивавших упавшего борца. Неутомимо взлетали и опускались дубинки. Несчастного давили щитами. Кружась и демонстрируя бицепсы, усмирители налетали на поверженного и приемами карате наносили ему удары ногой в лицо. Зрительный зал гудел. Из рядов раздавались возгласы: "Фашисты!.. Палачи!" - это кричали молодые сторонники Лимонова. Из других рядов доносилось: "Не будете хулиганить на улицах!.. Нету от вас прохода!.." - это кричали респектабельные служащие банков, корпораций и совместных предприятий.

Все эти великолепные балетные сцены, искренние и наивные эмоции зала наблюдали Счастливчик и Модельер, сидя в удобном кремлевском кабинете, перед огромным телевизором, отпивая из высоких стаканов охлажденное "Чинзано".

- Быть может, мне следовало посетить этот модный балет, - заметил Счастливчик. - Он так популярен… Это повысило бы мой рейтинг…