И только тут, сначала несколько гостей, а потом и все остальные, увидели олигарха Роткопфа, который лежал в кресле, судорожно вытянув ноги, раскрыв полный мокрых зубов рот, рассыпав по плечам медно-красные кудри. У него во лбу, прямо по центру, зияло небольшое шестигранное отверстие, как будто бы проделанное граненым карандашом, - аккуратно прободенная кожа, просверленная лобная кость, уходящая в глубину лунка, полная розовой влаги.
- Боже мой, бедный Роткопф, ты не успел отдать мне карточный долг! - воскликнул никелевый магнат, доставая калькулятор и списывая шестизначную сумму в невосполнимые расходы.
- Милый, милый Роткопф, и куда пойдет теперь твоя неповторимая коллекция "Волосы мира"?.. - сокрушался алюминиевый магнат, вытирая обильно текущие алюминиевые слезы.
- Я предупреждал, господа, не следовало торопиться с реформой электроэнергетики… - сердито буркнул нефтяной барон, делая нарочито неприятное лицо, чтобы скрыть истинное горе.
Мэр растерянно подбежал к Роткопфу, приподнял его голову, заглянул в отверстие на лбу, из которого вытекла маленькая алая капля, пробежала по переносице к губам и канула в открытом зеве, из которого высовывался влажный язык. Мэр, потрясенный и раздавленный, вернул на спинку кресла мертвую голову Роткопфа и молча отступил.
Плинтус даже не приближался.
Модельер, стоящий рядом, задумчиво извлек из нагрудного кармана своей уланской тужурки карандаш фирмы "Школьник", аккуратно вставил шестигранный стержень в шестигранное отверстие во лбу Роткопфа, попробовал провернуть, но грани мешали…
- Осколок станции сечением ноль целых шестьдесят четыре сотых квадратных миллиметра, господа! Проникающее ранение в мозг…
Он спрятал карандаш… Все с ужасом и благоговением смотрели на Модельера… Опечаленный, не замечая подобострастных лиц, склоненных вый, опущенных к земле шляп, он рассеянно сошел с трибуны…
Проходя мимо Плинтуса, тихо произнес:
- Что такое "Мед и пепел"? Да это просто говно…
Народ, не ведая о случившемся, продолжал ликовать… Задирал головы в небо, где уже не было звезд и на облаках с помощью лазерного луча был выведен небывало высокий, после сожжения станции, рейтинг Президента - "84".
Московский рынок, накрытый бетонным куполом, был похож на огромное блюдо, из которого высыпались плоды райских садов: солнечные виноградные грозди, отекающие соком персики, алые и золотые яблоки, медовые дыни, пылающие разрубленной сердцевиной арбузы. Прилавки источали благоухания, сладостные ароматы, пьянящие дуновения, от которых кружились головы горожан и они замирали, оказавшись среди волшебного изобилия, закатывали обморочно глаза, слабо шевелились, напоминая опьяневших, попавших в варенье ос.
У ограды рынка, где валялись груды отходов, прокисшие арбузы, прелая капустная листва, порченые фрукты и овощи, был разведен костерок из досок, кипел подвешенный закопченный чайник. Два азербайджанских торговца, два горбоносых апшеронских парня, с синими, невыбритыми щеками, пили из пиалок чай, бережно надкусывая кусочки сахара.
- У меня сегодня мент Петька опять паспорт спрашивал, - произнес парень по имени Июб, громко отхлебнув из пиалы. - Я ему триста рублей отдал, он взял и сказал: "Мало даешь, черножопый!" Мне, конечно, обидно…
- Погоди, будешь и ты его называть черножопым, - утешал товарища парень по имени Рафик, лизнув языком ломтик сахара. - Он деньги свои пропивает, а мы деньги с каждого персика про запас откладываем… Через год по дому в центре Москвы купим… Ты этого мента Петьку отыщи и поставь в будке у входа: пусть он тебя сторожит, дверцу машины твоей открывает…
- Я на родину каждый день письма пишу… И Джебраил пишет, и Аскер, и Мамиш, и Ибрагим, и Агаси… Всех соседей в Москву приглашаем… Когда еще миллион наших приедет, тогда Москву назовем Бакы… Посмотрим, кто у кого будет паспорта проверять…
- Когда Москва нашей станет, мы первым делом всех армян выселим… Армянский переулок переименуем в Азербайджанский, устроим здесь Карабах.
Почти одновременно они заметили длинный брезентовый куль, лежащий в груде очисток и мусора. Брезент на вид был еще достаточно прочным. Из него вполне мог получиться тент, под которым укрывались придорожные торговцы арбузами. Оба парня прервали чаепитие, подошли к тюку, откинули края брезента и ахнули… В нем лежала бездыханная женщина, голая, со следами побоев и ожогов на молодом теле. Ее длинные волосы, рассыпанные по плечам, были совершенно седые, отливали голубизной, словно прошли обработку в салоне красоты. Одна грудь была страшно искусана, с распухшим лиловым соском…
- Давай быстрей заворачивай, - испуганно заторопился Июб, - перетащим к другому входу, где прилавки Фуата, а то менты придут, всех в наручниках в обезьянник доставят, не хватит ни долларов, ни рублей откупаться…
- Погоди, она живая, - Рафик трогал своими длинными смуглыми пальцами белую шею женщины, прощупывая слабое биение жилки. - Замерзла, да и по голове получила… Неси сюда чай!