– Конечно, завидно. Я сама иногда думаю: елки-палки, Лариска, – ты же императрица! Соболя, горностаи! Только, Аня, хочешь – верь, хочешь – нет, но если бы мне заново родиться… Ну что эти соболя? Стоишь в них на приемах, как вешалка. Муж хоть делом занят: переговоры, разоружение, займы. Хаммер, Рейган, Коль, Миттеран. А я? Развлекаю президентских жен! «Хау ар ю, как ваш внук? У него прошла простуда?» А слово не так скажешь или шагнешь не туда – газеты такое распишут! «Лариса отказалась пить чай у Нэнси Рейган! Холодная война!» Ужас! Ведь мы с мужем – первая цивилизованная кремлевская пара! Нашей стране за это миллиардные займы дают! А в России это понимают? Ни черта! «Ах, Лариса опять прилетела в Америку в новой шубе!» Да гори они огнем, эти шубы! Я на Алтае родилась, там охотники таких соболей мешками в сараях держат! Что я ищу? Ах да, плащ для тебя!..
– Лариса Максимовна, нам нужно поговорить.
– А все эти встречи с трудящимися! – громко продолжала она, рыская по вешалкам с шубами, пальто, плащами и словно не слыша меня. – Стоять возле мужа и молчать. Что бы ни происходило – ничего на лице! Какой-нибудь идиот кричит Михаилу, что жрать нечего, а ты переживай: найдется муж что ответить или нет? А толпа на тебя глазеет, и все тебя ненавидят за то, что ты не стоишь в очереди за колбасой! Как будто мы виноваты, что страной семьдесят лет правили бандиты…
– Лариса Максимовна, нам нужно о деле… – снова перебила я, видя, что она заводится и вот-вот перейдет на крик.
Но ее невозможно было остановить, она уже швыряла одежду с вешалок.
– А в Москве? Эти писатели с их вечными интригами? Художники, музыканты, ученые? Все лезут к нам в друзья и тут же суют свои просьбы – вернуть Любимова, вернуть Солженицына, вернуть Шемякина! А вот мы вернули Сахарова – и где благодарность? Где? Эта его диссидентка-жена – она мне хоть раз позвонила, хоть спасибо сказала? Вот он, плащ для тебя!
– Лариса Максимовна…
– Да я о деле! О деле! – вдруг крикнула мне она. – Это же и есть мое дело – создавать новый имидж Кремля! Я первая кремлевская жена, которая весит меньше своего мужа и умеет носить перчатки! – И вдруг она подняла голову и крикнула куда-то вверх, в потолок: – Кретины! Какого черта вы украли эту гадалку? – И повернулась ко мне: – Как можно тут говорить о деле? Это же государственная дача – здесь все прослушивается, каждая стенка! Не веришь? – Она усмехнулась и опять обратилась к потолку: – Я вас все равно уничтожу, все равно!..
Тут в гардеробную неслышным шагом вошла домработница. На вид ей было лет тридцать, лицо круглое, простецкое, крестьянское. Поверх платья – хозяйственный фартук, волосы гладко зачесаны в узел и в глазах эдакое выражение индифферентности.
– Лариса Максимовна, к вам учителка… – сказала она по-деревенски нараспев и глянула на меня медленным, как у вола, взглядом. Но было в этом взгляде и что-то еще, словно фотографическое. «Надо у Гольдина спросить, кто это такая», – успела подумать я. А Лариса сказала раздраженно:
– Какая еще учителка?
– А английского, профессорша…
– А! Нет, Зина, скажи ей – сегодня уроков не будет, я еду в аэропорт встречать Михаила Сергеевича. А в понедельник пусть придет как обычно…
Зина кивнула, наградив меня еще одним «воловье-фотографическим взглядом» и словно сняв меня теперь как бы крупным планом. Затем она вышла, а я обратила внимание на ее походку – так мягко ходят только кошки и каратисты…
– Ну, – сказала мне Лариса, тоже глядя ей вслед. – Что ты на это скажешь?..
Но что я могла сказать? Когда у человека мания преследования, ей везде видится заговор – даже на потолке.
Но появление этой домработницы в момент, когда Лариса обращалась к скрытым в стенах микрофонам, все же отбило у меня охоту обсуждать здесь с Ларисой то, что поручил мне Власов…
Минут через пятнадцать длинные черные «ЗиЛы» стали выкатывать от вилл дачной правительственной зоны. По асфальтированным дорожкам, с которых солдаты охраны сметали осенние листья, они подруливали к шлагбауму кремово-кирпичной проходной. Один лимузин… второй… четвертый… шестой… Каждый «ЗиЛ» останавливался в тылу предыдущего, образуя колонну. За затемненными окнами их салонов нельзя было ничего разглядеть, но я уже знала, кто в них – Громыко, Никонов, Рыжков, Шеварднадзе, Слюньков… Члены Политбюро. Именно потому эти длинные лимузины публика называет «членовозами»…
– А Лигачева нет, – нервно сказала мне Лариса. – Ты видишь? Лигачев в отпуске, Чебриков в Китае, Зайков в Болгарии! Алиби себе готовят, понимаешь?!
«Н-да, – подумала я, – все-таки без консультации с психиатром не обойдешься…»
Тем временем мотоциклисты в черных кожаных куртках, закрывающих бронезащитные жилеты, в высоких белых кожаных перчатках и в шлемах с наушниками деловито выстраивались вдоль колонны, тихо погазовывая форсированными двигателями своих сияющих лаком мотоциклов.