Кремлевская жена

Капитан Белоконь сидел на подоконнике в двадцати метрах от меня и через зал в упор рассматривал меня своими синими пронзительными глазами. «Так, меня ведут! И тут!» – подумала я и отвела глаза в сторону. А Белоконь, увидев, что я проснулась, встал с подоконника и, перешагивая через чьи-то ноги, вещмешки и спящих детей, стал пробираться ко мне.

Я не двигалась. Эти мерзавцы сначала издевались надо мной в МУРе, потом их люди следили за мной и видели, как меня избивают на Страстном бульваре, но и пальцем не пошевелили, чтобы спасти, а потом этот же Белоконь и иже с ним спровоцировали Ларису и Власова выкинуть меня из игры. А теперь они еще стырили у меня чемодан, чтобы показать мне, что я уже полное ничто, и перевербовать меня в свою команду. Но фиг им! Черта с два!..

Белоконь подошел ко мне, его начищенные туфли и стрелочки его форменных брюк были прямо передо мной. Но я не подняла головы.

– Аня, можно с вами поговорить?

Я сидела не двигаясь, как глухонемая.

– Аня…

«Фиг тебе! Не дождешься!»

Краем глаза я видела, как люди вокруг примолкли и стали оглядываться на нас с любопытством. Еще бы! Лощеный капитан милиции обращается к какой-то бабе, сидящей прямо на грязном полу зала ожидания, а она на него ноль внимания.

Белоконь, конечно, тоже ощутил это всеобщее внимание, и ему, наверно, стало не по себе. И очень хорошо!

– Анна, – все же сказал он просительно, – давайте выйдем отсюда, я хочу с вами поговорить…

«Хрена!» Я сидела мумией, как та статуя «щирой» украинки в центральном зале ожидания.

– Ладно, поговорим здесь… – сказал он и вдруг присел сбоку от меня, и кто-то из моих соседей даже подвинулся, освобождая для него место. Наверно, они решили, что это семейная ссора, а в таких случаях люди всегда сочувствуют стороне, ищущей примирения. – Аня, выслушайте меня…

Я демонстративно отвернулась в другую сторону. Все вокруг стали делать вид, что забыли про нас, но при этом исподтишка не спускали с нас косых любопытных взглядов.

А девчонки, перестав прыгать, рассматривали нас просто в упор!

– Я не могу здесь говорить обо всем, Анна. Давайте пойдем в ресторан, я вас приглашаю…

«Сейчас! Разбежалась!»

– Ну, хорошо… – сказал он после паузы, видя, что меня не сдвинуть с места. – Вы хотите уехать домой? Езжайте. Только, пожалуйста, когда вас там разжалуют – не паникуйте. И никуда не исчезайте. Пожалуйста! К сожалению, я сейчас ничего больше не могу сказать. Тем более – здесь… Аня, а может, вы останетесь в Москве, а? У меня приятель как раз уехал в командировку в Литву, пустая квартира на Фрунзенской. Клянусь, я ничего дурного не имею в виду!..

«Ага, сейчас я тебе поверила! Мерзавец!» И вдруг такая злоба нахлынула на меня, такое бешенство! Ни черта они уже меня не ведут! А просто этот кобель час назад слышал в милицейской спецкомнате «Пекина», как я стонала, умирала и воспаряла в постели с моим Сашей. И ему тоже захотелось, а как же! А почему же нет? Кто я теперь – никто, меня за трюльник можно поиметь, за вокзальный ресторан, за пустую квартиру на Фрунзенской!

Но ничего! Сейчас ты у меня отхватишь, сука!

Вы когда-нибудь видели русскую женщину в бешенстве? Нет? Я медленно повернулась к лощеному капитану Белоконю, начальнику иностранного отдела Московского уголовного розыска, и сказала громко на весь зал:

– Ну ты, козел! Пошел на х… отсюда! Вали! Вали, б…, пока я те рожу не расквасила! Ну!!!

И я стала собирать слюну во рту, чтобы плюнуть ему в лицо.

Белоконь стал не белый, нет – пергаментный!

И мертвая тишина воцарилась в этом огромном зале с высокими голубыми потолками, под которыми эхо еще носило мой крик.

И девочки со скакалкой испуганно отшатнулись к матери. И в скрещении взглядов сотен людей Белоконь торопливо и неловко, боком прошуршав по стене и вымазав об эту стену свой чистенький китель, поднялся и быстро пошел к выходу, спотыкаясь о чьи-то ноги и чемоданы.

– И подавись моим чемоданом! Сука! Подавись! – крикнула я ему вслед, но он не оглянулся.

А женщина, сидевшая слева от меня на мешке с луком, вдруг тронула меня за рукав:

– Это не он твой чемодан увел, милая. Это шпана, я видела.

– Отстаньте от меня! – огрызнулась я. – Ну их всех…

«Скорый поезд „Москва – Николаев“ прибывает на шестую платформу, – вдруг объявило радио. – Внимание! Объявляется посадка на скорый…»

Господи, что случилось с залом! Люди вскочили, как будто объявили атомную тревогу. Они хватали своих детей, еще спящих или жующих, свои узлы и мешки с продуктами, добытыми в московских магазинах, и, надрываясь от тяжести, сбивая друг друга, увеча кому-то ноги жесткими ребрами чемоданов и ящиков, толпой ринулись к выходам на перрон. Но, разрезая эту толпу, к этим же выходам уже шла из центрального зала ожидания плотная колонна призывников – бритые головы, бритые затылки и загнанные глаза. Я вспомнила, что под Николаевом у нас гигантские тренировочные лагеря парашютистов-десантников, оттуда самолеты напрямую летят в Кабул.

– Дорогу! Дорогу! – весело лаяли в мегафоны сопровождающие призывников сержанты и прапорщики. – Дорогу защитникам страны!