Кремлевские сказы

Борисыч был настолько влиятелен, что мог на корню пресечь деятельность целых правоохранительных структур, если они угрожали его интересам. Вот создали в тайной службе Управление по разработке и пресечению деятельности преступных организаций – чтобы с такими жуками, как Борзовский, бороться. Но УРПО это продержалось недолго: оно так рьяно взялось выполнять свои задачи, что Абрам, используя какие-то свои хитрые рычаги, продавил его ликвидацию. Еще немного, и опера вышли бы на финансовые истоки теплой дружбы Борзовского с мятежными горцами.

Но хоть и был Абрам талантливым вором-государственником, все же не на ту лошадь поставил. В один прекрасный день решил Борзовский, что воровать сподручнее, если царь имеется свой. Царская крыша – это вам не бандиты с района на тонированной телеге. «Вот бы такого пацана найти, чтобы на троне сидел, а я к нему вечером в покои на рюмку виски заглядывал и задачи на следующий день ставил», – мечтал Абрам. И нашел такого во второй столице – не чуждого абрамовской идее о том, что мы должны всем активам наши гордые дать имена.

Преемник на троне начал с того, с чего начинают все помазанники, – с уничтожения влиятельных царедворцев из прежнего состава. Тут друзей не бывает: красные пришли – грабят, белые приходят – тоже грабят. Попал как кур в ощип и Абрам Борзовский – едва ноги унес. Осел за рубежом в королевстве, откуда писал покаянные письма: дескать, простите, урки дорогие, за кандидатуру нового царя, виноват, недоглядел, вернее, не разглядел за овечьей шкурой волка. Братва-то, может, и простила, да только не царский двор. Кто же за спиной оставляет такого хитро выкрученного математика, который в курсе, откуда есть пошло новое начальство…

Отправился как-то Абрам в ванную комнату душ принять, а там – ниндзя в звании майора, который подвесил математика на полотенце и исчез в ночи. Так и решили, что Абрам сам полотенце на шее закрутил. Хотя все, кто его знал, в курсе: он собирался всех пережить, и на самое ценное – на себя самого – расхититель плюшек и нефти руку поднять никак бы не смог.

* * *

Говорят, ради того, чтобы Борзовского из страны выжить, немало постарался его заклятый коллега Дубайс по прозвищу Рыжий – идеолог отъема страны у граждан, люто ненавидимый за это, но тем не менее живущий и здравствующий назло всему трудовому народу.

Дубайс – классный оратор, практически фюрер, этого не отнять, и когда он ездил по ушам населению, обещая каждому долю в отечественной экономике, ему верили, как верят жители села цыгану, обещающему не воровать коней и честно трудиться. Все понимали, что кидает, но не могли понять, как именно.

Как и целая плеяда жуликов и бандитов, закрепившаяся при дворе, вышел он из Северной столицы. Был замом председателя тамошнего курултая, который возглавлял тогда Собакевич – видный народоволец, болтун, бабник и подпольный миллионер. У нас часто бывает: чем незауряднее вор, тем выше должность. Вот и Дубайса, учтя его трудовые успехи по растаскиванию по карманам богатств Северной столицы, назначили в царское правительство. Одновременно пустили козла в огород, доверив ему реформу казны.

Хотя козлом он не только в огороде был: валял по койкам во дворце замужнюю царскую дочь Смутьяну (что потом вышла замуж за Парашева). Впрочем, дочка ничего против рыжего жулика в койке не имела, и тот наловчился через нее влиять на выпивающего батюшку-царя при решении шкурных вопросов.

Валяются они на парчовых покрывалах, жмакает он ее отвислую сиську и шепчет на ухо:

– Свет моих очей, а скажи-ка папе, что сибирские изумрудные копи надо отдать патриоту Магомеду, он лучше справится, чем Иван-дурак.

– А Магомед этот что забыл в Сибири?

– Да ты что, там у них филиал Кавказа!

– А нас не кинет?

– Все ровно, душа моя. Десять процентов и пара изумрудиков ежеквартально тебе на шейку…

Так они и жили: спали как бы врозь, а деньги были.

Один юродивый, дорвавшийся до трибуны, обещал тогда гражданам: «Каждой бабе – по мужику!» Дубайс не так романтичен, он – конченый прагматик, поэтому посулил подданным: «Каждому мужику – по две телеги!» В результате и по одной-то получили единицы, сумевшие накопить денег, а большинству той доли богатства страны хватило только на пару пузырей спирта «Рояль». Зато Дубайс, распродавший страну нужным людям за копейки, стал едва ли не самым богатым чиновником, летал на собственном аэроплане и жрал устриц из городу Парижу.

И немудрено: оценивается, к примеру, завод в 10 подвод золота, а Дубайс его инвестору за две подводы продает, но еще две подводы при этом к нему во двор заезжают или прямо в Датское королевство. И все в шоколаде, кроме холопов.