Кремлевский детектив. Василий Блаженный

Заплатив полагающиеся взятки, Смирновы сумели пристроить своего сына в эту школу. Казалось, теперь все будет прекрасно – коллектив замечательный, педагоги выше всяких похвал, никаких дворовых мальчишек, детей алкоголиков и прочего быдла. Но, разумеется, снова вышла промашка – на этот раз Федя оказался значительно ниже, чем подавляющее большинство учеников этой школы. Его родители не были работниками министерств, райкомов, директорами предприятий или, допустим, заведующими крупными магазинами. Они были простыми инженерами, хоть и высокооплачиваемыми.

Дети – существа бесцеремонные и довольно-таки жестокие. Федя, приезжавший в школу на метро, а не с персональным водителем или хотя бы с отцом на дорогой машине, не одевавшийся в обновки из валютных магазинов, ни разу не бывший в «Артеке», мгновенно оказался за бортом.

На сей раз мальчик четко понял: что бы ни говорили отец и мать про его исключительность, это не имеет никакой реальной почвы под собой. Если кто-то и особенный, то это ребята, с которыми он каждый день встречается в классе.

Но исключительным себя чувствовать все-таки хотелось. И тогда Федя еще глубже вгрызся в гранит науки. Золотая медаль стала для него идеей-фикс, своего рода символом больших возможностей, которые откроются для него в предстоящей жизни. С золотой медалью, полученной в этой школе, Смирнов мог рассчитывать на льготных условиях поступить в МГУ на факультет международных отношений. В том, что он пройдет собеседование с партийными работниками и будет признан благонадежным, мальчик был уверен.

Учиться было несложно, куда труднее оказалось уживаться на одной территории с зазнайками-одноклассниками. Тем более что Федя по-прежнему толком не умел идти на контакт со сверстниками. Между ним и классом наблюдалась весьма четкая дистанция. Впрочем, до открытой вражды дело не доходило. Федя просто был, что называется, не пришей козе рукав. Его не принимали в какие-то общие классные затеи, с ним не дружили. Правда, у него охотно списывали, так как он хорошо учился.

На самом деле, хоть Федя Смирнов и не показывал, что ему очень обидно находиться «на отшибе», ему хотелось если не превзойти своих одноклассников, то хотя бы с ними сравняться.

Золотая медаль и университет действительно оказались для него по зубам. В восемьдесят девятом году Федя защитил диплом и стал переводчиком. Тот, кто еще помнит, что из себя представлял Советский Союз, прекрасно понимает, насколько это была «крутая» профессия. Вот только Федя не знал, что пройдет буквально два года, и страна в том виде, к какому привык и он, и его родители, прекратит свое существование. А еще буквально через год наступит хаос переходного периода, который ему, Феде Смирнову, окажется просто не по зубам. Не то чтобы у него было мало ума для того, чтобы справиться с изменяющимися обстоятельствами, просто Федя сжег свои силы в погоне за золотой медалью и красным дипломом университета.

Итак, девяностые годы не пощадили Федора, вышвырнув его на обочину жизни. Его престижнейшая профессия оказалась вдруг настолько распространенной и обыкновенной, что он даже растерялся. И пока он хлопал ушами, пытаясь элементарно понять, как так могло получиться, оказалось, что молодые переводчики гораздо лучше его знают иностранные языки. Ну и плюс – они были молодыми, энергичными и хваткими.

Полгода он перебивался случайными заработками – от разгрузки машин и подметания улиц до перевода каких-то случайных текстов. Денег хватало едва на то, чтобы оплачивать растущие счета за квартиру и кое-как кормить себя.

Но не это было самым страшным для Федора. По-настоящему неприятным оказалось то, что он буквально чувствовал, как страна списывает его в расход. Ведь Смирнов всегда полагал себя очень полезным и нужным, исключительным элементом громадной государственной машины. А оказалось, что он просто утиль. Федор не замечал, как эта обида становилась для него идеей-фикс.

Чтобы хоть как-то компенсировать свою неполноценность, Смирнов стал заниматься оппозиционной деятельностью. Он клеил листовки с обличением преступлений нынешнего режима, писал статьи во второсортные газетки, выходившие на рыхлой бумаге и распространявшиеся с рук у метро. Кстати, статьи его публиковали неохотно и если публиковали, то только потому, что бульварные экстремистские газетки всегда остро нуждались в неадекватных авторах, порождающих на свет «шедевры» сомнительного качества.

Эта деятельность тоже не вызывала у Смирнова удовлетворения. Он постоянно хотел для себя большего, он с детства помнил про свою исключительность. И то, что мир не хотел ее разглядеть, с каждым месяцем злило его все больше.

Смирнов постоянно сравнивал свое положение теперь и то, которое должно было быть исходя из расчетов и мечтаний. Утраченные перспективы были настолько приятны, что однажды Федор решил: он должен отомстить. Приняв такое совершенно новое для себя решение, Федор Смирнов просто впал в состояние восторга и не потрудился довести его до логического завершения, ответив на самый важный вопрос: кому именно отомстить?

Глава 4