Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

В 1917 году судьба Чудова монастыря и его монахов круто изменилась. Пушки большевиков, бившие по Кремлю с Воробьевых гор и с того места, где теперь высотка на Котельнической набережной, расшибли в кирпичную пыль и сожгли не только сам Чудов монастырь, но проломили крышу и купол упоминавшегося в этой повести соседнего Успенского собора. Вскоре в поруганный Кремль въехало революционное правительство, и его монахи скорбно и беззвучно рассеялись, как туман с Москва-реки.

Окончательно снесенный большевиками в тридцатом году, для постройки казармы гарнизона, Чудов монастырь, пережил бурную историю. Ее вехами были: бегство из его стен Лжедмитрия, – заключенного царя-Самозванца; умерщвление польскими захватчиками голодом в его подвалах Патриарха московского, святейшего Гермогена. Второй эпизод имеет прямое отношение к сюжету этой повести и судьбе иеромонаха Серафима, позже – заключенного Троицкого.

Патриарх Гермоген в истории России воплощает идеал патриотизма и беззаветного служения. Во время освободительного движения и осады московским людом Кремля и засевших в нем поляков, плененный Гермоген отказался призвать народ отойти от стен Кремля, и освободить попавших в ловушку захватчиков. За это Гермоген, второй Патриарх в истории России, был мученически умерщвлен оккупантами. В годы царствования Николая II был инициирован почин по возведению преподобного Гермогена в высочайший чин святого Русской Православной церкви. Это было важный и своевременный политический акт, учитывая надвигающуюся на Россию Первую мировую войну.

Исключительному и торжественному событию возведения Гермогена в чин святого предшествовала кропотливая и продолжительная работа с архивами, летописями и прочими документами из тех далеких времен. Простым смертным было важно узнать как можно больше о будущем святом и новом небожителе. На это историческое изыскание, почти на подвиг, тогдашний наместник Чудова монастыря благословил одного из своих любимцев, – иеромонаха Серафима. Кропотливая работа этого монаха стала причиной нахождения новых упоминаний о легендарной «Библиотеки Ивана Грозного» и клада с иконами в Успенском соборе.

Несколько лет работал иеромонах в богатейшей библиотеке монастыря, – ее уже давно нет, она сгорела в 1917 году. В срок, задолго до того дня, когда в Москву прибыл император Николай II, работа была завершена. 12 мая 1913 года Патриарх московский Гермоген был торжественно возведен к лику святых Православной церкви. После многочисленных служб во всех соборах Москвы, перед отъездом в столицу, император Николай II пожелал лично беседовать с иеромонахом Серафимом, и именно так засвидетельствовал он ему свою монаршую благодарность.

Торжества прошли, и вскоре началась Вторая мировая война. Думы и заботы всех людей изменили свое направление, но иеромонах так и не вышел из вечных сумерек монастырского книгохранилища. Он чувствовал, что только слегка коснулся тайн кремлевского средневековья. Тысячи бесценных книг и рукописей дожидались тут последнего читателя, перед тем, как рассыпаться в прах в сырых подземельях или обернуться в пепел под снарядами красноармейцев.

Однако, самыми значительными находками иеромонаха, перевернувшими впоследствии его личную судьбу, и доставившие материал для этой повести, – были найденные им неопределенные ссылки на легендарную подземную «библиотеку Ивана Грозного».

Известно об этой библиотеке немного, но и это потрясает. Ядром этого собрания исторических документов и книг была библиотека византийского императора Константина III. С падением Византии библиотека была спасена и вывезена в Рим. Но она оставалась там недолго. С выходом принцессы Софьи Палеолог замуж за русского великого князя Ивана III, впоследствии царя-объединителя, – эта библиотека была включена в ее приданое и перевезена в Москву. К этому ядру стали примыкать затем новые и не менее знаменитые собрания, такие, например, как библиотека Ярослава Мудрого.

Во времена московских царей городские пожары были таким же средневековым бедствием, как бубонная чума. Во время пожаров московские деревянные избенки горели, как сухие берестяные грамоты, на которых купцы писали свои расписки. Один из таких пожаров, погубивших полгорода и даже часть Кремля, потряс царевну-иностранку, знавшую ранее только благородные каменные постройки. Начитанная и просвещенная царевна из-за боязни потерять свое бесценное приданое, распорядилась строить для ее книг подземное хранилище – своего рода бункер. Лучшим архитектором и строителем мог стать известный уже строительством Успенского собора, и лично ей знакомый в бытность ее жизни и обучения в Риме, – упоминавшийся в этой повести архитектор и инженер Аристотель Фьораванти.