Кремлевский опекун

Гришайло молчал, явно выгадывая время. Вброшенная через СМИ информация в корне могла изменить весь ход дела – это прекрасно понимали все присутствующие. Если действительно отец – сам Добровольский, а все остальное лишь ширма? Тогда все старания людей, сидящих за круглым столом, ничем, кроме как провалом, назвать нельзя. Тогда задание – упрятать пацана за решетку – сорвано.

– Что-то я сомневаюсь, – наконец подал голос Гришайло. – Отец ребенка – Сироткин, и только он. Надо видеть глаза этого мальчишки и то, как он смотрит на свою Настю.

Слова явно не из прокурорской терминологии – про глаза и прочее – странно было слышать от обвинителя.

– Я тоже считаю, нам не надо отвлекаться на всякие бредни и сплетни. Другое дело – эти журналистские утки. Лично меня они настораживают, – веско заметил полковник Транов. – Но не в плане якобы вновь открывшихся фактов.

– Меня тоже напрягают. Что это за частное сыскное агентство? Оно же не с неба свалилось?! Хотя по идее, по этому поводу голова пусть болит у вашего начальства.

Областной прокурор выразительно посмотрел на московского гостя.

Если б прокурор знал, что полковник об этом «начальстве» не ведает вовсе ничего, то, наверное, не поверил. Конечно, это не эмвэдэшные боссы. Со своими командирами лично ему было бы легче.

– Обещаю, я провентилирую вопрос, – важно сказал Транов. – Но не ручаюсь, что это случится уже завтра. А вам надо выходить на суд. Время не терпит.

– С чем выходить? – простодушно спросил Никодимов. – Я примерно представляю, что устроит защита. А если к тому же у нее действительно новые факты?..

– Плевать! У меня тоже есть факты. Новые! Убийственные! – неожиданно грубо и резко взвизгнул Гришайло. Даже его непосредственный начальник – областной прокурор – вынужден был попросить его умерить свой пыл.

– Какие такие факты? – не скрывая заинтересованности, спросил Транов, вставая.

Гришайло почему-то полез сначала во внутренний карман пиджака. Затем, видно, что-то вспомнив, открыл портфель и извлек листок бумаги с какими-то записями.

– Вот, пожалуйста, это признание Сироткина, записанное с его слов. Смею вас уверить – это приговор!

– Позвольте? – перегнувшись через стол, протянул руку за листком Никодимов.

Недоверчиво, мол, надо ли ему это делать, Кирилл Петрович углубился в чтение, по мере которого брови полезли наверх, а лицо зарделось нездоровым румянцем.

Остальные терпеливо ждали.

– Да, батенька, это документ! – наконец вымолвил он. – Только никак не возьму в толк, почему раньше вы не дали ход такой бумаженции?

– Не догадываетесь? – нагло спросил Гришайло. – А я думал, хваленая ваша Зуева успела доложиться. Неужели скрыла? Или не знала? Не поверю.

Председатель областного суда в ответ лишь пожал плечами, что можно было трактовать по-разному.

– Кончайте темнить, господа-товарищи, – повысил голос столичный эмиссар. – Выкладывайте ваши тайны мадридского двора.

– Понимаете, полковник, как бы вам объяснить. Заставить подсудимого дать признательные показания можно ведь разными способами, – неожиданно перешел на фамильярный тон Гришайло. Он забрал у председателя областного суда документ и с вызовом посмотрел снизу вверх на все еще стоящего полковника. – Не знаю, какими методами пользуетесь вы в Москве, добывая у преступника необходимые показания. Но нам здесь, в глубинке, когда все друг другу соседи, это делать проще… Кой у кого тут очень уж чесались кулаки по Сироткину. Понимаете, пацанские разборки между собой… так, слово за слово… Словом, следователи из вашей следственной бригады позволили «страждущим» расквитаться. Короче, несколько дней назад помогли осуществить воспитательные меры.

– Наслышан, – демонстративно резко оборвал прокурора Транов. – Но я, признаться, думал, что это самоуправство охранников. Так сказать, коллективная месть борцов за чистоту местных нравов.

– Извините, мне уже неинтересно, что вы там думали. Сначала даете неадекватные задания, а потом прикидываетесь чистоплюем. Я так и знал… Так и знал…

Гришайло говорил резко, с него окончательно слетел прокурорский лоск.

– Тем не менее продолжу свой короткий рассказ. Взамен того, что милицейская охрана пропустила валдайских пацанов поквитаться с подсудимым, следователь попросил об одной услуге: обеспечить подпись обвиняемого под той самой бумажкой, которую только что так высоко оценил уважаемый товарищ судья.

– А подучили следователя конечно же вы, Виталий Титович? – догадался Транов.

– Именно я, ваш покорный слуга. Зато теперь у нас есть то, что нам нужно. Признание Сироткина… Впрочем, не буду вас сейчас утомлять правовой казуистикой и объяснять, о чем речь.

– И когда вы дадите этой бумаге ход?

– Уже завтра утром. Не сомневайтесь.

В кабинете областного прокурора повисла напряженная тишина. Чего в ней было больше: сладкого удовлетворения от беседы или горького, но все же утешения – никто глубоко не задумался. Утро вечера мудренее.

Зал судебного заседания замер, даже не успев переварить заявление обвинителя.