Кремлевский опекун

– Вы собственноручно писали заявление?

– Я его не писал.

– А кто же вам предложил его подписать?

– Извините, не помню. Может, тот следователь, который спас потом меня от побоев и попросил подписать бумагу. Может, охрана. Мне было в тот момент уже все равно, лишь бы не забили до смерти. Кто бы тогда тянул Настю с нашей Оксанкой?!

Только слепой мог не заметить, как мальчишке больно обо всем этом вспоминать.

– Нечто подобное я и предполагал, – садясь на место, саркастически добавил Бахтин.

– Это ложь. Наглая ложь! – в гневе воскликнул прокурор. – Подсудимый добровольно во всем признался. Вы никогда не опровергнете обвинение!

– Ваша честь! – демонстративно отвернувшись от прокурора, словно принципиально отгораживаясь от подобных методов сбора обвинительной информации, обратился к судье Бахтин. – Даже если я попрошу назначить расследование по факту избиения моего подзащитного Сироткина и принуждению его к даче показаний против самого себя, боюсь, доказать мне ничего не удастся. В этом господин Гришайло целиком и полностью прав. И не надо, Виталий Титович, отвешивать мне якобы благодарные поклоны. Голова закружится. Тем более вы еще не знаете, в какую степь повернет защита.

Все, кто в этот момент успел посмотреть на прокурора, конечно же заметили, как он галантно посылал Бахтину поклон за поклоном.

– Защита, ваша честь, еще раз повторюсь, не будет тратить силы и государственные средства в безусловно провальной попытке опровергнуть выдвинутое обвинение, поставив под сомнение методы работы следствия. Пусть это останется на их совести. Защита требует проведения комплексной психолого-психиатрической экспертизы для определения душевного здоровья потерпевшей. А также соответствия ее психологического развития паспортному возрасту. Если у казны нет средств на гонорары членов комиссии – а я буду настаивать на том, что это будут высокопрофессиональные и высоконравственные люди, – защита возьмет все расходы на себя. Так что только экспертиза…

– Отлично. Если никому не жаль государственной казны, давайте, назначайте. Результат полностью предсказуем, потому что у меня есть выписка из поликлиники, где проходили диспансеризацию школьники. Там черным по белому сказано, что у Уфимцевой наблюдается отсталость в развитии. Плохо соображает на уроках и так далее…

Зал прыснул от смеха. Ни известных математиков, ни писателей, ни ботаников с географами, вместе взятых, образовательные учреждения города доселе не выпускали.

– Принято! Экспертиза будет. Хочу напомнить сторонам и всем присутствующим в зале: государство всегда заинтересовано защитить гражданина, – несколько напыщенно, но по сути верно заявила Галина Николаевна, даже зардевшись от гордости, произнеся подобную очевидную сентенцию. – Государство в состоянии найти для этой процедуры необходимые средства. Пригласим известных специалистов. Прошу стороны не позднее чем через три дня дать предложения по составу экспертной комиссии. Объявляется перерыв до четырнадцати часов. – Ударом молоточка Зуева подвела черту под утренним заседанием.

Багрянский и Марина постарались поскорее выскочить из душной, пыльной кинобудки. Не сговариваясь, они направились мимо церкви на торговой площади к озеру, которое мелькало среди частных домиков и берез зелено-синими красками.

Жара в этот августовский день задалась невыносимая. Даже здесь у воды не ощущалось прохлады.

– Красота какая! – в каком-то мальчишеском восторге воскликнул Лев, будто не приезжал сюда и не замечал всей этой «красоты» по меньшей мере четыре лета подряд.

– А ведь этот мальчишка, я имею в виду Сироткина, легко может лишиться этой красоты на несколько лет, – вернула Багрянского к действительности журналистка. – Неужели вы так спокойно можете любоваться природой, когда происходит такое?

– Не только могу любоваться, но еще могу думать о хлебе насущном. Жалко, до ужина, который я вам обещал, еще очень далеко, а есть хочется жутко.

– Равнодушный сухарь, вот вы кто. Все мужчины одинаковы: пока не съедите чего-нибудь, ни о чем думать не можете.

– Ну, насчет «сухаря» я с удовольствием продолжил бы тему вечером. А сейчас говорите: разделите со мной трапезу или нет?

– Признаться, съела бы самую капельку. Но где?

– Сидите на месте. Я мигом. И очень прошу – не выставляйте свои прелести напоказ. Здесь, оказывается, все сплошь и рядом насильники.

Багрянский вскочил с травки, на которой они уже удобно устроились, и, выразительно глянув сверху вниз в декольте Марины, в расстройстве махнул рукой и убежал. Минут черед пятнадцать он вернулся с двумя «пароходами» серого хлеба, разрезанным вдоль. Вместо мякиша, который Багрянский предусмотрительно выкрошил, в них слоями чередовались аккуратные ломтики вкуснейшего местного вареного окорока, тонко нарезанной брынзы, помидоров и огурцов. И всё это украшала сверху зеленая, слегка кучерявая зелень.

– Это вы называете капелькой?! – пронзенная мгновенно накатившим чувством голода, восторженно завизжала журналистка.