Кремлевское кино

— А мне это место понравилось, — вдруг встал на защиту режиссера генсек. — Они еще живые, но брезентом их уже отделили от живых. Чтобы превратить в мертвецов.

— Вот видите, товарищ Сталин, здесь правда искусства победила в вас правду факта, — обрадовался Эйзенштейн.

— А бескозырки! — возмутился Ворошилов. — В конце матросы их гроздьями швыряют за борт, бессмысленная трата имущества, как и в случае с брезентом.

— Зато как красиво смотрится, — вновь похвалил Сталин. — Восставший броненосец, с него сыплются бескозырки, в этом символ свободы, и он наезжает прямо на зрительный зал. Какая смелость оператора! Он что, в последний миг вместе с камерой успел сигануть в сторону?

— Тут мы, признаюсь, использовали трюк, — все шире улыбался Эйзенштейн. — Корабль стоял на месте, уткнувшись носом в причал, а оператор с камерой на тележке наезжал на него.

— Опять аттракцион! — погрозил ему шутливо пальцем Сталин. — Сплошной монтаж аттракционов. Но до чего красиво! Концовка очень хороша, поздравляю.

— Да уж, монтаж… — опустил правую бровь Эйзенштейн и рассказал про слюни. Все дружно рассмеялись. Стало ясно, что его приняли в их компанию, взяли в оборот, хорошо это или плохо, но к Троцкому он теперь уж точно не пойдет в гости.

— А расскажите нам еще что-нибудь такое интересное из вашей работы, — попросил Бухарин. — Ведь наверняка подобных анекдотических случаев хоть пруд пруди.

— Это да, — кивнул режиссер, уже чувствуя себя в своей тарелке, — бывает на каждом шагу. Вот, опять-таки, о правде жизни. В фильме главный герой — броненосец «Потемкин», а на самом деле его роль исполняет броненосец «Двенадцать апостолов».

— Да ты что! — воскликнул Калинин.

— Клянусь! — ударил себя в грудь Эйзенштейн. — «Потемкина» уже не существует, его разобрали. Стали искать что-то подобное. Ни на Балтфлоте в Лужской губе, ни на Черноморском. Из Черного моря все военные суда старого типа увел Врангель.

— И затопил, мерзавец! — воскликнул Ворошилов и со звоном бросил ложку в опустошенный верхний судок.

— Говорят: берите «Коминтерн», но у него нет такого юта, как у «Потемкина», у которого не ют, а широкий круп цирковой лошади. И тут Леша Крюков, мой помреж, находит его двоюродного брата — броненосец «Двенадцать апостолов». Стоит, бедняга, в Сухарной балке, ржавеет. Ни орудийных башен, ни мачт, ни капитанского мостика. Зато внутри — мать честная! — во всем его многоярусном брюхе целый громадный склад мин, настоящий боевой пакгауз. Ворочать его нельзя, мины могут взорваться. Разгружать мины — займет больше месяца, а сроки съемок поджимают. Но нам надо снимать площадку юта так, чтобы впереди было море, а у нас впереди берег, потому что «Двенадцать апостолов» в него воткнуты. С трудом удалось уговорить начальство повернуть броненосец на девяносто градусов, он встал параллельно берегу, и уже можно снимать так, будто корабль плывет в открытом море.

— Так вы, шельмецы, его на приколе снимали? — по-мальчишески засмеялся Калинин.

— На приколе, Михаил Иванович, — кивнул Эйзенштейн. — В кино главное — создать иллюзию, сфокусировать, снять, а потом смонтировать так, чтобы зритель не догадался. А тут еще чайки постоянно кружили, и еще больше создавали иллюзию открытого моря. С помощью реек, балок и фанеры мы загримировали «Двенадцать апостолов» под «Потемкина», чтобы специалисты не могли узнать.

— Опять монтаж аттракционов, — уже вполне добродушно произнес Сталин, раскуривая трубку между борщом и котлетами на гречневой постели, оказавшимися в нижних судках.

— Вот вам, товарищ Сталин, на съемках у нас трудно пришлось бы, — со смехом продолжил Эйзенштейн. — Курить категорически запрещено, ведь кругом одни мины. Ни курить, ни бегать, ни стучать громко, даже без особой нужды находиться на палубе запрещено. Причем в качестве соглядатая нам приставили от флота человека по фамилии Глазастиков. А угадайте, за сколько мы сняли в итоге почти весь фильм? За две недели!

— Да ну! — воскликнул Молотов.

— Сроки, товарищи, сроки! Кстати, есть и кадры, где броненосец «Потемкин» снят издалека, плывущим по морю. Но плыл он на самом деле в Мавританском зале Сандуновских бань. Точная модель. И, кажется, получилось, не заметно, что модель.

— А правда ли, что зловредного попа играете вы сами? — спросил Бухарин.