Крэнфорд

«Изящная экономия!» Как естественно впадаешь в крэнфордскую фразеологию! Здесь экономия всегда была «изящной», и расточительность всегда «пошлостью и чванством» – что-то в роде зеленого винограда, делающего нас спокойными и довольными. Я никогда не забуду всеобщего смущения, когда некий капитан Броун приехал жить в Крэнфорд и открыто говорил о своей бедности – не шепотом, не короткому приятелю, старательно заперев окна и двери – но на улице, громким воинским голосом, ссылаясь на свою бедность как на причину, что он не может нанять такого-то дома. Крэнфордские дамы уже несколько тужили о вторжении в их владения мужчины, да еще джентльмена. Он был капитан на половинном жалованьи и получил место на соседней железной дороге, против которой было подано прошение в парламент от маленького городка; а если еще в добавок к своему мужскому роду и соотношению к противной железной дороге, он был так бесстыден, что говорил о своей бедности – ну, тогда, точно, его не надо принимать нигде. Смерть так же истинна и так же обыкновенна как бедность; однако о ней никогда не говорилось громко на улицах. Это было слово непроизносимое для благовоспитанных ушей. Мы безмолвно согласились не знать, что тех, с которыми мы соединены общественными связями, не допускала бедность делать то, что они желали. Если мы шли пешком с вечера или на вечер, это потому, что ночь была так

прекрасна или воздух такой

освежительный, а не потому, что портшезы стоили дорого. Если мы носили ситцевые, а не шелковые платья, это потому, что мы предпочитали вещи, которые моются; и все таким образом, покуда не ослепили самих себя насчет того пошлого обстоятельства, что все мы люди с весьма умеренными средствами. Стало-быть, мы не знали, что нам делать с мужчиной, который мог говорить о бедности так, как будто она не была для него бедствием. Однако, каким бы то ни было образом капитан Броун заставил уважать себя в Крэнфорде, и все сделали ему визиты, несмотря на намерение не делать их. Я удивилась, услышав, что его мнения приводятся как авторитет, приехав в Крэнфорд год спустя после того, как он поселился в городе. Друзья мои были самыми горькими оппонентами против всякого предложения посетить капитана и его дочерей, только за двенадцать месяцев перед тем, а теперь его принимали даже в возбраненные часы, до двенадцати. Конечно, это было затем, чтоб узнать, почему дымится камин прежде чем его затопят; но все-таки капитан Броун ходил по дому неустрашимо, говорил голосом слишком громким для комнаты и шутил совершенно как домашний человек. Он был слеп ко всем маленьким пренебрежениям и упущениям тривиальных церемоний, с которыми его приняли. Он был исполнен дружества, хотя крэнфордские дамы были холодны; отвечал на саркастические комплименты добродушно и своей мужской откровенностью пересилил всю неприязнь, встреченную им как человеком, который не стыдится своей бедности. Наконец, его превосходный мужской здравый смысл и способность придумывать способы к решению домашних затруднений, приобрели ему авторитет между крэнфордскими дамами. Сам он продолжал идти своей дорогой, также не замечая своей популярности, как прежде не замечал противного; и я уверена, что он изумился однажды, найдя совет свой так высокоценимым, совет, данный в шутку и принятый чрезвычайно серьёзным образом.

Вот в чем было дело: у одной старой дамы, была альдернейская[3]

корова, которую она любила как дочь. Вы не могли сделать ей самого короткого визита, чтоб вам не рассказали об удивительном молоке или об удивительной понятливости этого животного. Целый город знал и ласково смотрел на любимицу мисс Бетти Баркер; следовательно, велики были симпатия и сожаления, когда, в неосторожную минуту, бедная корова провалилась в яму с негашеной известью. Она застонала так громко, что ее скоро услыхали и спасли; но все-таки бедная потеряла много шерсти и была вытащена почти голою, холодною, в самом бедственном положении, с обнаженной кожей. Все жалели о корове, хотя немногие могли удержать улыбку при её смешной наружности. Мисс Бетти Баркер решительно заплакала от горя и беспокойства и говорила, что она думала попробовать сделать корове ванну из деревянного масла. Может быть, это средство посоветовал кто-нибудь из тех, к кому она прибегала за советом; но предложение это было совершенно убито решительными словами капитана Броуна:

«Наденьте на нее фланелевую фуфайку, если хотите сохранить в живых. Но мой совет: тотчас убить бедняжку».

Мисс Бетти Баркер отерла глаза, с чувством поблагодарила капитана; принялась за работу и через несколько времени весь город толпился на улице, чтоб видеть альдернейскую корову, кроткоидущую на пастбище в темно-серой фланели. Я сама видела ее несколько раз… Видали ли вы когда-нибудь коров, одетых в серую фланель?