Пушкарев только глазами показал, что все слышал и все понял — говорить ему было не под силу.Четыре подводы — три санные и одна на летнем ходу — двинулись из деревни. Кони взяли недружно, чуя нелегкую дорогу.
— Багры давай, — начал бредить пожилой; снова впал в тихое беспамятство и Пушкарев, но утонувшие в черных ямах глаза его все время оставались открытыми, и он по-мертвому заводил их под лоб.