Крещение Киевской Руси

Сами славяне (как, вероятно, и русы) также держались неодинаковых верований. В одних случаях они испытывали какое-то внешнее воздействие, в других — это были усвоившие славянскую речь иные по происхождению племена: фракийцы и иллирийцы на Балканах, иранцы — в Причерноморье, балты и угро-финны — в Верхнем Поднепровье и Поволжье и др. У Прокопия Кесарийского говорится, что славяне признают и какого-то высшего Бога: «Они считают, что только один Бог — творец молний является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву богов и совершают другие священные обряды». Обычно это указание ассоциируется с функциями Перуна как высшего божества, как бога-громовержца. Но, во-первых, на Балканах славяне ассимилировали многие фракийские племена, и высказывание могло относиться к ним. Во-вторых, небесное божество — не только Перун. По другим данным, у славянорусов главным богом был Сварог, о функциях которого может говорить индийская параллель: «сварга» — небо. Божество «Сварожич» отмечено у балтийских славян, что свидетельствует либо об общеславянском значении этого божества, либо о том, что на Русь это божество попало из Прибалтики, а Прокопий Кесарийский говорил о фракийской трактовке общеарийского божества.

У того же Прокопия сказано, что славяне «почитают реки и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания». Божества разного уровня и различных функций также есть в любом язычестве. Значение здесь имеет указание на гадания. Дело в том, что гадания все-таки связаны с Фатумом, а не с Фортуной. В конечном счете, гадания на Руси также не получили большого распространения, вернее — сфера гаданий оказалась довольно ограниченной по сравнению с язычеством Запада или Передней Азии. Но и в этой области, видимо, можно проследить различия между отдельными племенными группами. Во всяком случае, на южном берегу Балтики, в частности у ругов-рутенов, с гаданиями связывалось все их поведение. Так, военный поход откладывался, если путем гадания выявлялись неблагоприятные предзнаменования. У части племен, особо почитавших коня, достаточно было священному животному ступить не с той ноги, чтобы долгое время подготавливавшееся предприятие откладывалось на неизвестный срок. В этом гадании, правда, тоже остается выбор: отказ от задуманного спасает от последствий. В хиромантии такое невозможно. Там от судьбы не уйдешь.

Подобное некоторым балтийским племенам представление о предопределении отразилось в «Слове о полку Игореве». Сюжет заострен на солнечном затмении: «Луцежь бо потяту быти, неже полонену бытии» (лучше быть убитым, нежели полоненным). Затмение, по «Слову», наступает уже после того, как войско выступило в поход, а по мистическим представлениям подобные явления обращались именно к тем, кто начинает какое-то дело, выходит в путь и т. п. Видимо, можно было просто вернуться. Но поэт заостряет ситуацию, оставляя в качестве альтернативы лишь плен. Плен же для русича не только позорное дело, но и угроза остаться рабом и в этой, и в «будущей» загробной жизни. Спустя два столетия после крещения поэт продолжает следовать языческой традиции, хотя Игорь не так уж бедствовал в половецком плену, а сын его даже и женился на дочери пленившего его Кончака.

В христианстве к «знамениям» будет двоякое отношение. И «Повесть временных лет» предоставила замечательную возможность их сопоставить. Под 1065 годом, рассказывая о разных чудесах, летописец поясняет: «Знаменья бо в небеси или в звездах, ли солнци, ли птицами, ли етеромь чим (либо чем иным), не на благо бывають, но знаменья сиця на зло бывають, ли проявленье рати, ли гладу, ли смерть проявляють». А под 1102 годом дается совершенно иное истолкование подобных явлений: «И сия видяще знаменья благовернии человеци со въздыханьем моляхуся к Богу и со слезами, дабы Бог обратил знаменья си на добро: знаменья бывают ова на зло, ова на добро. На придущее лето вложил Бог мысль добру в русьскые князи, умыслиша дерзнути на половце и пойти в землю их, еже и бысть». В этом случае фатальной предопределенности нет. Бог может произвольно повернуть дело в ту или другую сторону, в зависимости от того, как ведут себя его почитатели. Первое представление соответствует мировоззрению Римской церкви, второе — Восточной. Правда, в самой Византии оба эти представления сосуществовали и боролись между собой. Лев Диакон осудил тех прорицателей, которые пытались успокоить императора Иоанна Цимисхия (ум. 976), несмотря на дурные предзнаменования. Характерная для православия относительная свобода выбора и в Византии развилась едва ли не под влиянием славянских общин, которые составляли большую часть балканских владений Империи и значительную часть даже и Малой Азии.