Крещение Руси

«Рожаницы», следовательно, могли означать как бы две руки этой обожествленной твари, производящие (рождающие) то, что подвластно человеку в природе, и то, что не подвластно ему, является «диким» или «дивиим», как говорили в древности. Слово «ди- вий» происходит от индоевропейского «Дни» («дый») - бог (латинское «eus»). Отсюда «дикая» природа - это природа «Дивия», т. е. преимущественно божия. Отсюда и «дева» (украинское «дива») - не тронутая мужем (человеком), т. е. тоже в каком-то смысле - божия. Поэтому во многих языческих обрядах требовалось участие именно девицы или девиц. Отсюда же и различные языческие культы дев. На смену индоевропейскому «дий» еще в дорусскую эпоху пришло индоиранское слово «бог» (от санскритского bhagas), означающее подателя богатства, силы, всяческого блага. Оба слова какое-то время существовали одновременно, но затем решительно возобладало слово «бог».

К выводу о том, что русские языческие боги являются лишь персонификациями единого всеобъемлющего бога, пришел еще раньше А. Н. Афанасьев на основе широкого анализа устного народного творчества. При этом он подметил одну существенную деталь. «Древнейшие представления о боге-громовике, - пишет он, - носят двойственный характер: являясь, с одной стороны, божеством светлым, разителем демонов, творцом мира и подателем плодородия и высших благ, он, с другой стороны, есть бог лукавый, злобный, приемлющий на себя демонический тип» [II, 1, с. 323]. Это, несомненно, связано с двойственным (положительным и отрицательным) действием природы на человека, а также с тем, что как раз диаволу попущено пребывание в «земле» вместе с природными ее силами.

По-видимому, такая двойственность обожествленной твари и слишком обобщенный образ ее в Роде (или западнославянском Световиде) помешали развитию культа Рода, которого начал заслонять более «конкретный» Перун. Однако попытки создания идола Рода можно видеть в Збручском идоле, изображающем, как думают, Святовита [II, 4, с. 57]. Этот четырехгранный идол найден в западных русских землях, где граничили друг с другом племена волынян, белых хорватов, тиверцев и бужан, и относится, как полагают, к ІХ-Х векам. Сложная композиция идола явно пытается представить «вид» (образ) «света» (мира) со всех четырех сторон света и в трех его ярусах - почвы, мира людей и мира божеств, составляющих разные лики или свойства единого божества, обозначенного самим столпом.

Здесь перед нами действительно предельно четкий образ многообразной плодоносящей и рождающей твари (природы), воспринимаемой как единое всеобъемлющее божество.

Такое представление - высшая точка, до которой может подняться сознание людей, не ведающих Бога, но пытающихся осмыслить окружающий мир. Это вершина русского славянского язычества, а значит, и его конец, тупик, зайдя в который люди не могли не искать выхода. Ибо хотя человеческое сознание, поврежденное грехом и отгороженное от Бога самим язычеством (в том понимании, в каком мы его восприняли вначале), не может своими силами выйти за пределы пространственно-временного бытия и подняться до восприятия Бога-Творца, бесконечно отличного от всей твари, - душа человека, как сотворенная Богом, жаждет и ищет высшего. В подсознании она даже чувствует присутствие этого высшего, нетварного, почему и стремится к нему. Отвергнув различные соблазны диаволопоклонства и тайнознаний, суливших особую власть над силами тварного бытия, Русь закономерно оставалась с одной этой жаждой Бога, Который выше всей твари вместе взятой. По той же причине Русь оказывалась и особо предуготовленной к Его восприятию.

Окончательный и сознательный выбор веры становится для Руси самой серьезной и насущной потребностью, определяющей историческую неизбежность такого выбора. Внутренне, духовно, этот выбор был предрешен в пользу христианства, так как народ, в душе которого совесть и правда поставлялись выше всех жизненных благ, выше всего на свете, не мог удовлетвориться другой религией... Должен был осуществиться закон бытия, выраженный в словах Спасителя: Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся

(Мф. 5, 6).

Оглашение