Крест короля

Да, прекрасно было бы, если б Ричард исчез с глаз долой, папа Целестин не исполнил своей угрозы, и все вернулось на круги своя. Но только вот куда девать Парсифаля? И эти самые обеты, которые тот лестью и невероятными посулами вырвал некогда из уст Генриха... Магистр не допустит отступничества! И у него достанет власти и средств посчитаться с непокорным императором, как посчитались тамплиеры с отцом Генриха, использовав помощь ассасинов. Куда как силен был Фридрих Барбаросса, не чета сыну! Но крошечная колючка от кактуса остановила его блистательный Крестовый поход, прервала его полную борьбы и побед славную жизнь. Так на что надеяться Генриху, если он вызовет ненависть Братства Грааля?

Нет, он не может освободить Ричарда. Вернее — допустить, чтобы короля освободил Леопольд. А тот явно собирается это сделать.

Больше всего Генрих опасался, что герцог Австрийский велит страже отпустить пленника тут же, в зале сейма. Тогда пришлось бы отдавать нужные приказы своим воинам, и это обрушило бы на императора уже всеобщее возмущение. Да еще — эти рыцари, друзья короля, с которыми было бы непросто справиться даже шести десяткам воинов, которых Генрих поставил охранять ратушу.

Но, к счастью, благородство, пробудившееся в Леопольде, все же не до конца вытеснило из его сознания здравый смысл. Получить выкуп он все равно хотел и тоже был уверен: этот выкуп ему заплатят. (Впрочем, у Леопольда имелись и другие соображения, о которых император не знал.)

Заверив сейм, что он сам давно понял свою ошибку и сожалеет о ней и что гнев Папы Римского печалит его до глубины души, герцог тотчас прибавил:

— Но тем не менее, поскольку я вассал его императорского величества, то не могу освободить короля Англии, не оговорив этого с ним... то есть с императором.

Возмущенного рева зала Генрих не слушал. Он постарался как можно скорее покинуть ратушу. Но стражникам на площади приказал присоединиться к воинам Леопольда Австрийского, которые будут сопровождать Ричарда.

Час спустя император не без облегчения узнал, что Леопольд решил не уезжать сразу после сейма в Дюренштейн и не увозить туда своего пленника (теперь уже скорее — своего гостя), а остаться в Вормсе до утра. Здешний епископ Валентин, недавний участник Крестового похода и близкий друг Доминика, пригласил антверпенского епископа и герцога со всей свитой остановиться в его доме.

Этот дом был настоящим замком, и места в нем хватило для всех. А тратиться на приготовление трапезы доброму священнослужителю даже не пришлось: восхищенные решением сейма, жители города встретили епископа и его гостей у ворот замка, привезя туда несколько телег всяческих даров.

Эдгар Лионский и его друзья, присоединившиеся к свите герцога Леопольда, признались друг другу, что слышанные ими легенды о немецкой прижимистости — чистейшие враки! На телегах красовались с десяток бочонков лучшего рейнского вина, корзины яблок, абрикосов и винограда, не менее трех десятков упитанных поросят, тушки гусей и уток, сосчитать которые было уже затруднительно, а также — короба свежеиспеченного хлеба и корзинки с зеленью. Словом — все, что нашлось у добрых бюргеров, которым очень уж хотелось засвидетельствовать свое почтение великому герою и полководцу, а заодно — и похвалиться перед соседями, что им довелось принимать в Вормсе самого Ричарда, угощать его и доказать ему свою дружбу. Излишне говорить, что Леопольду Австрийскому и всему его отряду, а заодно — самому епископу Валентину, хозяину замка, пришлось целый час топтаться перед воротами. Толпа горожан числом около двух тысяч окружила их и не пропускала, покуда Ричард, ехавший в окружении своих друзей, не поговорил со старшинами местных гильдий, не помахал рукой десяткам женщин, не ответил на множество вопросов.

Это был настоящий триумф! О чем соглядатаи тотчас донесли императору, окончательно испортив его и без того прескверное настроение.

Генрих собирался тоже уехать утром, но ему даже не захотелось ночевать в Вормсе: император был бесконечно зол на этот непокорный город, а потому приказал раскинуть шатры за его стенами. И отправил герольда к герцогу Леопольду, приказывая тому тотчас прибыть к своему сюзерену. По крайней мере, император надеялся испортить проклятому австрийцу ужин: там, в замке епископа, небось, все уже садятся за роскошно накрытые столы, а Леопольд будет вынужден опоздать к трапезе.

Герцог подчинился приказу и явился. Правда, прихватив два десятка воинов и таким образом дав своему сюзерену понять, что не слишком ему доверяет. Генриху пришлось проглотить это оскорбление. Он встретил Леопольда, сидя перед шатром на двух положенных одно на другое седлах, с кубком вина в одной руке и с полуобглоданной ножкой ягненка — в другой. (Герцог очень любит поесть, сейчас он голоден, так вот пускай и поглотает слюни! Угощать его здесь никто не станет.)