— Да не оказывался он на германской земле! Само Провидение, если хотите, отдало его в мои руки. Мне сообщили, что его корабль разбился у берегов Франции, и я было обрадовался: утонул, туда ему и дорога! Как вдруг узнаю, что человек, дьявольски похожий на английского короля, остановился в каком-то захолустье неподалеку от Вены, и кто-то из его слуг покупал коня у местных жителей за арабское золото! Причем отвалил столько, что у купца глаза едва не выпали наружу. Ну, само собой: как же, Ричард ведь щедр и расточителен[42]
! Особенно сразу после того, как взял хорошую добычу. (К слову, большую ее часть он все равно утопил!). Я смекнул, что его величеству через Францию-то ехать не захотелось — ведь там — Филипп-Август, у которого с ним свои счеты. А главный счет — родственники они, и смерть Ричарда Филиппу была бы как нельзя на руку. Потому как младший Ричардов братец — осел ослом! Вот и решил его промокшее величество ехать через Германию. Но опять же не стал называться величеством. Выплыл-то он всего с тремя слугами и с одним-единственным мечом. Правду сказать, когда мои воины его окружили, он и одним этим мечом перекрошил восемь человек. Пришлось в сеть ловить, как рыбку!Леопольд усмехнулся, как ни в чем не бывало подлил себе вина и продолжал, уже не глядя на Парсифаля и обращаясь только к Генриху:
— Так вот, ваше величество, эта самая рыбка мне досталась дорого, и я действительно не спешу с ней расставаться.
— И что вы намерены делать с королем Англии? — выказал некоторое удивление император. — На поединок его вызывать не решаетесь, а выкупа за него не возьмете, даже если и наберетесь дерзости объявить его своим пленником: просто у Англии сейчас нет казны! Разве только королева Элеонора отыщет, что продать. В любом случае, это вызовет гнев Папы Римского и недовольство иных ваших же соседей: каков бы ни был Ричард, но многие почитают его как героя.
— Только не в Германии! — с яростью возразил герцог.
— И в ней тоже, — покачал головой Генрих. — Слава есть слава. Так вы мне не ответили: на что вам сдался король Англии?
— Я еще не решил, — отрезал тот. — Просто мне приятно сознавать, что он в моей власти. И хотелось бы дождаться того дня, когда англичане уверятся в его смерти и передадут корону глупцу Иоанну. А я с радостью сообщу эту весть Ричарду и посмотрю на его лицо!
— Этого не случится, пока нет твердой уверенности в смерти короля, то есть пока он не предан земле, — вновь заговорил Парсифаль. — Такого не допустит Элеонора Английская. Она слишком сильна. Среди гороскопов, которые я составлял недавно, ее гороскоп выделяется твердостью знаков. Ее звезды самые сильные. А всего несколько дней назад к ней прибавился еще один очень сильный знак — знак другого человека. И сделал ее просто несокрушимой. Не усмехайся, герцог! Ты думаешь, королева стара и скоро умрет? Смотри — сам не умри раньше! Звезды сказали, что она проживет еще не менее десяти лет[43]
.Леопольда передернуло. Он не решился спорить с магистром, тем более в том, что касалось астрологии, перед которой он всегда испытывал трепет. Герцог ограничился тем, что пробурчал под нос:
— Грааль, Грааль, а сам всякой чертовщиной занимается… Хорош христианский рыцарь!
— Тамплиеры — не христиане! — встрял вдруг шут Клюгхен, неизвестно как ухитрившийся услышать шепот хозяина. — Они же построили замок на месте Соломонова храма, синагогу себе построили, Лео, дурачок! И каббалу[44]
изучают, и гаданиями занимаются. А еще они за столетие насобирали столько золота, сколько и за пятьсот лет не накопать во всех рудниках Германии, Италии и Франции! А кто может дать людям так много золота, да еще так быстро? А? Бог, что ли?— Ты позволяешь своему шуту оскорблять рыцарей? — резко спросил Генрих, в то время как Парсифаль лишь пристально из-под своих лохматых бровей поглядел сперва на шута, затем на покрывшегося пунцовой краской Леопольда.
— Да кто же слова шутов принимает за оскорбление?! — воскликнул герцог. — Я кормлю и пою этого дурака именно за то, чтобы он мне дерзил и говорил всякую чушь. Не знаю, что там сказали звезды господину хранителю, но мне они, как видно, говорят, что зря я привез свою добычу в Дюренштейн. Слишком заметное место! Так что, пойти пригласить его английское величество разделить с нами трапезу? Если я пошлю за ним кого-то из придворных, он ведь и не явится — гордый! Надо это сделать самому. Если уж император повелевает своему вассалу передать пленника в более надежные руки, то вассал не смеет противиться. Однако я бы хотел тогда выпить на прощание с Ричардом. Он тут уже чуть ли не год, а мы так еще и не пили вместе. Я схожу за ним?
Леопольд не без удовольствия заметил, что Генрих слегка побледнел.
«Ага, боишься Ричарда! — злорадно подумал он. — И безоружного боишься… Тебя бы в лагерь под Птолемиадой или на стены Мушиной башни, когда там шла крепкая бойня! Это тебе не бабские побрякушки на шее таскать!»