Крест короля

— Не будем торопиться! — примирительным тоном заметил император. — Вы принимаете меня с таким радушием, с такой роскошью и с таким вкусным столом, что я не хотел бы спешить с отъездом. Предпочту задержаться здесь дня на три-четыре. И за это время мы бы обо всем договорились. Я вовсе не стремлюсь ущемлять ваших прав вассала, и в обмен на пленника готов выполнить какие-либо ваши пожелания, предложить новые привилегии вашему герцогству. Мы обсудим это, скажем, завтра, после охоты. Вы ведь любите охотиться?

— Люблю, ваше величество.

Леопольд перевел дыхание, понимая: следует успокоиться и смириться с волей сюзерена. А если он и впрямь предложит выгодный договор, то, в конце концов, пускай сам возится с Ричардом и навлекает на себя гнев Папы! Все равно тайна раскрыта. Ладно, охота так охота. Только хорошо бы, чтоб Генрих не брал с собой охотиться проклятого колдуна! От одного его взгляда мороз продирает по коже. И от взгляда, и от голоса, и от всех его разговоров про звезды, гороскопы и прочую чертовщину! Как ни велика была дерзость шута, но Клюгхен, как видно, прав: какими-то не сильно христианскими делами занимаются братья-тамплиеры!

Глава 7

«Мне нужно сердце героя»

Обед закончился спокойно. Придворные мирно беседовали между собой, а император как ни в чем не бывало расспрашивал хозяина о его любимых охотничьих угодьях и обсуждал, что предпочесть — взять гончих или устроить соколиную охоту. Магистр молчал, изредка бросая взгляды на герцога, но тот старался их не замечать.

Что до Клюгхена, который, по мнению не только самого герцога, но и всей его свиты, в этот раз наглостью превзошел сам себя в несколько раз, то он благоразумно исчез из-за стола, и до конца дня его так и не видели.

Витражи в узких окнах совсем потускнели, стали темными — вечерело. Слуги зажгли еще несколько факелов и принесли пару глиняных чаш с горячим вином.

Однако продолжать застолье никому уже не хотелось, и вскоре император поднялся, давая понять: трапеза окончена.

Леопольд сам проводил его величество на второй этаж донжона, где в просторной комнате, сплошь увешанной коврами, были приготовлены ванна и постель.

Но спать Генриху, как видно, еще не хотелось. Скинув верхнюю одежду и набросив парчовый арабский халат, который он, не стесняясь, носил иногда и в своем дворце, император спустился во двор. И, не позвав с собою ни пажей, ни воинов, направился к воротам. Впрочем, выйти из замка он мог, лишь окликнув стражу: мосты у всех трех ворот были подняты.

Однако Генрих не думал покидать цитадель. Он прошел под длинной широкой аркой, что так поразила его еще при въезде в замок, миновал поднятую наполовину массивную бронзовую решетку и, не доходя до моста, свернул на узкую тропу, проложенную вдоль полного до краев рва. В темноте тут можно было легко оступиться и полететь в воду, но вверху, на стене стража уже зажгла факелы, и в их свете кромка рва проступала достаточно четко. Не так давно прошли дожди, поэтому вода лишь немного не доходила до тропинки и до растущих вдоль нее то там, то здесь кустов шиповника, по-летнему покрытых большими огненными цветами. В этих кустах проснулись цикады, их задумчивые песни нарушали воцарившуюся вокруг замка тишину, но от этого она была еще глуше и тревожней.

Император шел, осторожно ступая по тропе, стараясь не задевать колючие ветви. Вдруг какая-то птица с треском взметнулась из куста, оглушительно, как показалось Генриху, захлопала крыльями и, темной тенью промчавшись над водой, исчезла.

— Тьфу! Т-в-варь!

— Все мы твари, — раздался негромкий голос. — Вопрос в том, чьи мы твари. Я уж думал, ты лег и заснул.

Магистр Парсифаль сидел прямо на траве, укрывшись в тени куста, так что заметны были только его яркие глаза, в темноте особенно сильно блестевшие (некоторые, кому случалось видеть его ночами, уверяли, будто глаза эти светятся, как у волка).

— Уснешь тут, провались оно все в Преисподнюю! — бросил в сердцах император и, неловко подобрав полы халата, уселся рядом с хранителем Грааля. — Я уже жалею, что ввязался во все это. Мало мне, что болван Леопольд не сумел уничтожить шпионов Элеоноры, и теперь всем станет известно: Ричард вовсе не утонул. Сам герцог, похоже, упрям, как мул, и его еще придется уламывать. И это — после того, как английским лазутчикам удалось разузнать, что король Ричард в Дюренштейне.

— Тише, брат Генрих, тише! — хранитель Грааля не понизил голос, но заговорил по-французски, при этом безо всякого акцента. — Лучше давай сменим язык: стража франкского наречия не понимает, и так будет спокойнее. Стены высоки, однако ночью тихо, а у кого-нибудь из стражников может оказаться хороший слух. Ты ведь тоже говоришь на этом языке свободно?

— По крайней мере, отлично понимаю и франков, и англичан. На франкском, так на франкском… Не понимаю я другого: что все-таки собирается, точнее — собирался делать Леопольд со своим пленником?