— А вы чего ж так ушки-то развесили? — воскликнула кормилица. — Уж не хотите ли, чтоб они у вас стали, как у ослика Мего? Ну-ка живо вниз, в комнату! И когда я приду вас мыть и укладывать, чтоб вы уже сидели в одних рубашках! Живо!
— Ну-у, кормилица! — попробовала было заканючить Лорхен.
Но тут уже вмешалась герцогиня:
— Сейчас же марш, куда вам сказано, непослушные девчонки! Вот-вот сядет солнце, а хорошие дети на закате уже должны быть готовы ко сну. Иначе я не разрешу Ингеборг рассказать вам вечернюю сказку. А если будете хорошими, на праздник Успения возьму вас в Гент, на торжественную службу.
— Мы хорошие, мы хорошие!
С визгом подхватив свои подолы, Лорхен и Гретхен кинулись к лестнице, чтобы побыстрее оказаться в комнате.
— Итак Ингеборг? Продолжай! — приказала Эльза. Весь ее страх сразу прошел.
— Ну так вот, я и рассказываю, — продолжила кормилица, на всякий случай оглянувшись и убедившись, что стражник стоит далеко и не услышит ее. — Взял Зибель ключи, открыл кузницу. Рылся-рылся в ларе, нашел ведь стремена! Только они оказались грязные, хотя и почти новые. Верно, их принесли для заточки, да старый кузнец не успел наточить. Ну и конюх ничего умнее не выдумал, как взять и помыть стремена! Я как раз доставала из колодца ведро, а тут и идет Зибель. Говорит: «Ингеборг! Дай в ведре промыть эти штуковины!» Я ему: «Да ты в уме? Я же в этой воде буду детей мыть, а ты туда грязные железяки сунуть хочешь! Сейчас перелью воду в лохань, тогда и набери себе еще ведро». И что бы вы думали, фру Эльза! Он тут же спустил ведерко в колодец, наклонился, а ключи с его пояса сорвались да и плюх вниз! Бедняга аж побелел весь.
Эльза задумалась:
— Но вытащить-то их как? Колодец у восточной стены глубокий.
— Был глубокий, — кивнула кормилица. — Только в последний месяц с ним что-то поделалось: вода опустилась не меньше, чем на туазу. Я недавно опустила туда ведро, так оно, как ушло по самые дужки, тут же и чиркнуло по дну! Если послать кого-то из пажей, вот Бруно, к примеру, то он сможет спуститься по веревке, пошарить там и вытащить связку. Тогда мы сумеем попасть в башню и узнать, что такое туда понавезли и что затевает колдун.
— «Мы сможем»? — Эльза с тревогой поглядела на кормилицу. — Ты что же, хочешь пойти со мной?
Обычно веселое лицо женщины приняло вдруг суровое выражение:
— Голубушка моя, фру Эльза! Я понимаю: вам очень надобно узнать, какие козни затевает этот негодник Парсифаль. Но одну я вас в их ведьмино логово не пущу. Вы вот не знали, а ведь я и вас тоже выкормила.
— Меня!? — ахнула Эльза. — Не может быть!
Кормилица понимающе улыбнулась:
— Да, когда вы родились, мне исполнилось всего тринадцать годков. Но я уж была замужем. У нас в деревне, случается, очень рано выдают, если жених выгодный, из семьи побогаче. У меня хороший был муж, только убили его — он с вашим отцом как раз в поход отправился. И у меня ребеночек, первенец мой, тогда же помер. Ваш отец взял меня в замок: у вашей матушки молока не стало уже в первую неделю, как вы родились. Она ведь и умерла очень скоро. А я так в кормилицах и осталась. Вас до двух годочков выкармливала, потом одного за одним сынков Клемента, командира отряда рыцарей, потом... Да что вспоминать! Я к тому это говорю, что вы мне не чужая. А значит, мне Господь велит вас беречь. Ведь у вас, получается, никого больше нет.
Эти страшные слова были сказаны служанкой так просто, что растерявшаяся Эльза ничего не смогла возразить. Да, у нее, замужней женщины, про мужа которой пели баллады, теперь не было опоры и защиты. Ей и ее детям только и оставалось, что уповать на Бога и полагаться на помощь сорокалетней кормилицы!
Герцогиня обняла и поцеловала Ингеборг.
— Ладно, — сказала она строго. — Возьми колыбель и ступай вниз. Уложишь девочек — зайди за мной, я буду у себя. А перед тем пошлю за Бруно. Он верный паж и славный мальчик, ты права. Но что еще нам будет нужно, так это фонарь, который не давал бы много света, — не приведи Господь, этот проныра Паулос приметит, что мы проникли в его владения!
— Постараемся, чтоб не приметил, — глаза Ингеборг сверкнули. — Если герцог с отцом и впрямь хотят вернуться поздно ночью либо к утру, то этой крысячей морде придется особенно аккуратно проверять посты на стенах и возле моста. Вот когда он поднимется наверх, нам и надо успеть.
Она подхватила колыбель, в которой безмятежно сопел носиком маленький Эрих, и, осторожно ступая, начала спускаться по лестнице.
Эльза подошла к парапету. Солнце, алое и тревожное, висело низко над черной бахромой леса. Ветер сник, было тихо. Только птицы еще подавали порой голоса в зарослях по берегам Рейна, но их отрывистые крики лишь усиливали ощущение тревоги.
— Господи Иисусе Христе! Спаситель Наш! Помоги мне ради Пресвятой и Пречистой Твоей Матери и всех святых! — прошептала Эльза и трижды осенила себя крестом.
— Право, все это похоже на сказку о Синей Бороде! Только бы у нее не оказалось такого же страшного конца...