Лестница была очень крута, и женщинам пришлось высоко поднять подолы, чтобы невзначай не наступить на них. В башне, несмотря на летнее время, казалось прохладно, а из подвала тянуло настоящим холодом, будто там хранили лед. Ингеборг была обута в деревянные башмаки, подошвы которых она подклеила войлоком — чтобы не стучали. Такая обувь, по крайней мере, защищала ее ступни от прикосновения к ледяным, влажным ступеням. Но на ногах у Эльзы были мягкие кожаные чулки без твердой подошвы[58]
, и холод пробирал ее до костей. Она сжимала зубы, чтобы не стучать ими — тем более что вместе с холодом в ее душу все глубже входил страх. В какой-то момент она ощутила желание повернуться и что есть духу кинуться назад. Не будь с нею кормилицы, герцогиня именно так бы и поступила...Лестница кончилась. Фонарь, в котором огонек свечи дрожал и метался, будто бы тоже испытывая ужас, выхватил из темноты часть широкого пространства.
Эльзу поразила вдруг окружившая ее чернота. Словно серый камень стен и пола внезапно покрылся густым слоем копоти. Потом герцогиня различила странные отблески и поняла, что и пол и стены сплошь затянуты плотным черным шелком. К полу он, возможно, был приклеен: плотная ткань не собиралась складками под ногами, но лежала ровно, похожая на застывшую воду омута. По сводчатому потолку тянулись складки, переходя в сборчатые занавеси, опускавшиеся по стенам. Черноту нарушала алая краска огромного рисунка, нанесенного по шелку в самой середине пола.
Эльза осветила его фонарем.
— О, Боже! — прошептала кормилица. — Да что же это такое?
Рисунок представлял собой громадную звезду с пятью острыми лучами и кругом, начертанным в центре, по точкам пересечения линий, образующих эти лучи. Посредине круга, в свою очередь, поблескивал какой-то предмет. То была небольшая чаша — также пятиугольной формы, пустая, но покрытая внутри жирной копотью, будто в ней постоянно что-то жгли.
Остальное пространство большого подвала поглощала темнота, особенно густая оттого, что стены с другой стороны, очевидно, тоже были затянуты черным. Во мраке удалось, правда, различить смутные очертания чего-то громоздкого, находившегося там, куда указывал острый луч звезды, противоположный входу. Там тоже что-то поблескивало, ловя тусклые лучи фонаря.
Нужно было подойти ближе, но ни Эльзе, ни Ингеборг отчего-то очень не хотелось наступать на рисунок: у той и у другой возникло абсурдное, но неотвязное ощущение, что в эту звезду можно провалиться, как в гибельную черноту болота.
Вдруг кормилица, обернувшись, заметила укрепленный на стене факел.
— Ну-ка дайте! — проговорила она. И, взяв из дрогнувшей руки Эльзы фонарь, вытащила оттуда свечку и поднесла к смоляной головке.
Факел вспыхнул, разом осветив все помещение. И обе женщины в ужасе ахнули.
Перед ними, за начертанной на полу багровой звездой, находилось возвышение, представляющее некое подобие алтаря. Алтарь этот был сложен из гладких черных камней и украшен накладными металлическими звездами, каждая тоже с пятью лучами. Звезды располагались с переднего торца тремя рядами, по шесть в каждом ряду. А над этим прямоугольником поднимался, доставая почти до свода, громадный крест, выкованный из темного железа. Крест, перевернутый перекладиной вниз...
— Они тут... — наконец выдавила Ингеборг, пытаясь прийти в себя. — Да они тут, выходит, сатане молятся! Либо собираются молиться... Ну, слыхала я про тамплиеров всякое, но чтоб такое!..
— А цепь-то с ошейником к чему? — слабым голосом спросила герцогиня. — Она... оно с этим как-нибудь связано?
В ее голосе прозвучала надежда. Эльза надеялась, что два их жутких открытия все-таки могут не иметь прямой связи. Но она не хуже, чем Ингеборг, понимала: это не так. И почувствовала, что ее сознание начинает мутиться.
— Идемте отсюда! — верная служанка схватила руку герцогини. — Вот только еще тут в обморок падать! Пошли, пошли!
И бормоча молитву, потащила Эльзу к лестнице.
Они до конца опомнились, лишь добравшись до донжона, затворив за собою двери и поняв, что оказались в относительной безопасности. Ни та, ни другая не сомневались: застигни их в потайном капище Паулос либо его стража — ничего хорошего ждать бы не приходилось. У Эльзы даже мелькнула мысль, что и Лоэнгрин не смог бы ее защитить в этом случае. Не смог бы или не стал бы?..
— Что же делать? — прошептала она, падая в кресло и бессознательно принимая из рук кормилицы чашку с горячим вином. — Что мне теперь делать?
— Бог ведает! — Ингеборг перекрестилась, пальцы у нее дрожали. — Теперь тут опасно. Не знаю, что они затеяли, однако мы обе видели, для кого они стараются!