Крест мертвых богов

Гришка, верно, полагает, что Никита Александрович находится в дурном расположении духа, и оттого изо всех сил стремится держаться от Озерцова подальше, и последней нехитрой уловкой стала тихая просьба «отъехать по важному делу», которую Никита и не услышал. Правда, головой кивнул, и счастливый Гришка умчался, надо полагать, Мишку тоже с собою прихватил.

 – Оксана, Оксана… красивое имя, правда? – Никита замер на мгновенье, устремив невидящий взгляд за окно, где сизое марево дождя смывало с улиц остатки снега. А я думал о том, чем грозит мне вчерашняя встреча Озерцова с моей соседкой и как поступить: рискуя навлечь на себя ярость влюбленного юноши, рассказать о наших с Оксаной непростых и непонятных отношениях либо же смолчать, предоставляя времени возможность все расставить по местам.

 – Ты видел, какие у нее глаза? Нет, ты видел? Хотя конечно, чего уж… видел… ты живешь… – Никита запнулся, обернулся, резко и зло, рука потянулась к кобуре. Но тут же, словно устыдившись своего желания избавиться от меня, Озерцов вымученно улыбнулся и спросил: – Ты, Сергей Аполлоныч, человек благородный, верно? Ты не стал бы девушку обижать?

О нет, Оксану я не обижал, ни взглядом, ни словом, ни жестом, как можно причинить зло тому, что суть сама жизнь? Что же касается остального, то без Оксаниного согласия ничего бы не случилось… не случалось.

Ответил я коротко:

 – Нет.

 – Вот и ладно. – Злость исчезла внезапно, и теперь улыбка Озерцова выглядела настолько дружелюбной, насколько ему вообще было свойственно это чувство. – А она давно… живет?

 – Давно.

 – Какая она? Расскажи.

Какая? Разная. Светлая, наверное, вот самое подходящее слово. Черные волосы, смуглая кожа, брови будто сажей печной подведенные, а все равно светлая, точнее, полная света и умиротворения, которого мне так не хватает.

Иногда она задумчива, иногда раздражена или даже сердится, в такие моменты черные брови сходятся над переносицей, а на щеках вспыхивают редкие пятна румянца. Когда Оксана сердита, то в голосе ее появляются стальные нотки, а меня в подобные минуты она величает с нарочитым почтением.

Но Никите рассказываю скупо и боюсь, что он догадается, чем вызвана эта сухость повествования, но нет, Озерцов непонятно слеп, Озерцов истолковывает все по-своему.