Затем врагом было взято и Лигово. Дома нет, дом под немцами… Отправился в город. Там, в районе Ржевки, формировался 9-й полк 20-й стрелковой дивизии народного ополчения. Месяц я там проходил обучение военному делу, а в конце октября, 28-го числа, нас направили на Невскую Дубровку. Оказался с сослуживцами на левом берегу. Ночью из-за темноты не мог зарыться, но и утром в землю зарыться было невозможно. Не потому, что земля мёрзлая: трудно только верхушку пробить, а дальше – песок. Причина была в другом: где бы я ни начинал рыть, натыкался на тело. Великая и страшная правда: на квадратный метр Невской Дубровки приходится по телу нашего бойца. Земля там полита кровью…
На Невской Дубровке на левом берегу я пробыл три или четыре дня. Потом меня перевели в саперный взвод. Его командиром был преподаватель Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта. Мы как-то разговорились, и он меня к себе взял. Занимались постройками блиндажей и перевозом частей нашей дивизии. А перевозка была такой: туда шло 80 бойцов, обратно – один-два раненых.
Потом ранило и меня. Это было в середине ноября, но по сути зима: лёд шёл, и было очень трудно помогать нашим солдатам на плацдарме, перевозить людей и боеприпасы на ту сторону. И тут лёд на Неве наконец-то встал. В это время меня и ранило: вышел из блиндажа и спустился в окоп, вырытый в полный рост, и вдруг рядом со мной в полутора метрах разорвался снаряд. Два дня я не слышал и не говорил – мне было очень плохо.
После выздоровления после ранения меня отпустили домой, поскольку пошёл в армию добровольно и до-призывно. А существовало постановление: раненых допризывников отпускать по домам. А в городе уже бушевал голод. Когда взяли Тихвин и об этом объявили, стало по-настоящему страшно: это означало второе блокадное кольцо и по сути близкий конец. Но даже такая страшная весть воспринималась недостаточно остро: люди были заняты тем, как бы выжить самим и своим близким. Люди умирали, вокруг валялись трупы… И какая была радость, когда Тихвин отбили у немцев!
Что меня спасло? Я поступил в Среднюю художественную школу при Академии художеств. Дело в том, что до войны я учился в художественном училище. И вот в блокадном Ленинграде я встретил свою учительницу из училища, которая одновременно преподавала в Академии художеств. Она мне сказала: «Серёжа, тут ты загнёшься – поступай в Среднюю художественную школу при Академии художеств. Там интернат, как-то кормят. Для поступления что-то надо сделать и показать директору».