Отца призвали служить в январе 1943 г., а летом 1943 г. он дал знать, что его часть будет стоять на Поклонной горе, и мама со мной отправилась пешком на свидание. Когда шли обратно, попали под обстрел, пережидали уже ночью в каком-то жакте на Пионерской улице. В 1943 году меня прикрепили к одной семье носить обеды на дом, получая в столовой. Однажды, когда я несла обед и в руке хлеб, у меня этот хлеб вырвал парень Слава Карпов. Я его знала раньше, а мне не поверили. Так осталось неприятное чувство без вины виноватой. У этого мальчика была сестренка Наташа, такая красивая, но умерла она и он умер. Я бы хотела помянуть учительницу пения, Марианну Исаевну Шверберг. Она заняла нас хором. Это здорово нас отвлекало от голода. Позднее в 1944, 1945, 1946 года мы уже выступали даже в филармонии, давая правительственные концерты с дирижерами Исаченко и Александровым. В военные годы выступали в госпиталях перед ранеными солдатами.
Из памятных мест разбитых был дом, где сейчас станция м. Адмиралтейская. Снаряд попал там, где станция метро Невский проспект. Бомба разрушила целый флигель дома на ул. Введенской (ныне О. Кошевого), напротив поликлиники № 34. А вот Эрмитаж работал всю войну. Дома около Эрмитажа были раскрашены под разрушенные и так они уцелели. Многие разрушения я постаралась забыть. В День Победы 9 мая 1945 года я стояла на ступеньках Биржи на салюте. Было сплошное ликование.»
С блокадой связано много чудес великих и малых. Чудом было уже то, что немцы остановились в пригородах Ленинграда. Но это чудо куплено реками солдатской крови.
Степан Сергеевич Семенец,
ветеран войск НКВД, рассказывал нам о том, как их – курсантов, выпускников 1941 года, – выдвинули на оборону Ленинграда после прорыва Лужского рубежа. Немцев они сдерживали в течение нескольких дней. Из 2 тысяч курсантов осталось 50 человек. Оставшихся затем бросили под Стрельну. Они составили знаменитый Стрельнинский десант, из которого в живых осталось 18 человек.Как дань этому общему подвигу армии и народа, Ольга Бертгольц написала великое стихотворение:
Мне скажут – Армия… Я вспомню день – зимой,Январский день сорок второго года.Моя подруга шла с детьми домой —Они несли с реки в бутылках воду.Их путь был страшен, хоть и недалёк.И подошёл к ним человек в шинели,Взглянул – и вынул хлебный свой паёк,Трехсотграммовый, весь обледенелый.И разломил, и детям дал чужим,И постоял, пока они поели.И мать рукою серою, как дым,Дотронулась до рукава шинели.Дотронулась, не посветлев в лице…Не видал мир движенья благодарней!Мы знали всё о жизни наших армий,Стоявших с нами в городе, в кольце.Описанных в стихотворении случаев было множество. Рассказывает ныне здравствующий протоиерей отец Виктор Голубев,
настоятель храма «Кулич и Пасха» в Санкт-Петербурге. Ему было во время блокады 12–13 лет.