Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый

Хлебородные губернии страдали больше других: именно на них выпадали основные продовольственные поставки. Там, где зерна всегда было в достатке, появился дефицит хлеба: следствием безжалостной продразверстки стало падение объемов производства. Система продразверстки была неэффективна, восполняя собственные издержки жестокостью методов выполнения заданий под давлением сверху, не считаясь ни с чем. Установленные задания повсеместно не выполнялись: выполнение плана на 60—70% считалось высоким показателем. В частности, в Казанской губернии к 1 марта 1919 г. разверстка оказалась выполнена лишь на 25%. Уфимская губерния, одна из ведущих производящих губерний, за весь заготовительный период 1919 г. дала лишь 30% хлебной разверстки и 12 – 15% мясной, процент заготовки других видов продовольствия оказался ничтожен[414]. Одной из причин хронического невыполнения планов разверсток являлось отсутствие точной статистики о реальном экономическом положении крестьян, в результате разверстки повсеместно оказались невыполнимыми. Решением VII Всероссийского съезда Советов в декабре 1919 г. перечень обязательной разверстки, распространявшийся до этого времени на заготовки хлеба и мяса, был распространен на другие продукты сельского хозяйства[415]

. Продорганы устанавливали масляную, яичную, молочную, картофельную и другие виды разверстки – в конце 1920 г. под разверстку попадали почти все сельскохозяйственные продукты. Уже в декабре 1919 г. Ленин заявил: советская власть научилась применять разверстку, что в его понимании означало заставлять отдавать государству хлеб без эквивалента[416]

(курсив автора). В 1918—1919 гг. было собрано 107,9 млн пудов хлеба и зернофуража, в 1919—1920 гг. – 212,5 млн пудов, в 1920—1921 гг. – 367 млн пудов[417]

. Рост объема собранной продразверстки не являлся показателем ее эффективности: в ходе Гражданской войны территория Советской Республики прирастала новыми житницами – Сибирью, Украиной, Доном, Кубанью, Северным Кавказом.

Получение государством хлеба «по твердым ценам» подразумевало, по оценке самого Ленина, ссуду от крестьянства, вынужденного отдавать свой товар (хлеб) за «простую цветную бумажку» в виде кредитного билета вместо промышленных товаров. По Ленину, это некий нравственный императив для крестьянина как «человека труда» – антипод «спекулянта», «торгаша». Тем не менее нельзя было не признать: цветная бумажка не есть эквивалент хлеба. Оставалось опять ограничиться обещанием (напомним, в октябре 1917 г. тоже обещали): поскольку промышленных товаров нет у пролетарского государства, рабочий свой долг вернет крестьянину сторицей, когда восстановится промышленность[418]

. Отметим: кредитором объявлялся рабочий, а не государство—должник, которое получало ссуду по своим ничего не стоившим цветным кредитным «бумажкам».

В 1920 г. А. И. Рыков повторил и дополнил ленинскую установку: поскольку товарного фонда в распоряжении государства нет, необходима принудительная ссуда (подчеркнем своеобразие терминологии: разве ссуда (синоним – заем) может быть принудительной? – авт.) в виде крестьянского хлеба. До восстановления промышленности (подразумевалось – создания товарного фонда), путь принудительной заготовки рассматривался как единственно правильный. Иного выхода, кроме продовольственной разверстки, Рыков не видел: по его словам, если кто—то из крестьян этого не понимал, у Советского государства не было иного выхода, как применение государственного принуждения. «В случае надобности» допускалось использование вооруженной силы. Целесообразность жестких (и одновременно жестоких – «при необходимости») мер оправдывалась оригинальным объяснением: во—первых, распространением разверстки только на излишки хлеба, в результате чего крестьянину, по утверждению Рыкова, оставлялось больше, чем он сам когда—либо потреблял; во—вторых, условием использования займа «во имя сохранения завоеваний революции» по назначению – для подъема промышленности и создания товарного фонда, распределяемого полностью между рабочими и крестьянами всей страны[419]. Представление, что чем больше крестьянин произведет, тем больше можно будет у него взять, опровергалось логикой реальной действительности: крепкий хозяин, наоборот, сеял и собирал минимально (или совсем ничего) сверх необходимого для удовлетворения нужд собственного хозяйства. Мнение о том, что крестьянство давало хлеб в «ссуду» государству бесплатно, поскольку осознавало необходимость помочь стране Советов выиграть великую классовую битву, является идеологическим мифом большевистской власти. Конструкция «принудительной ссуды» с использованием насилия, в том числе вооруженной силы, в эту схему никак не вписывается. Из—за низких государственных («твердых») цен население скрывало излишки хлеба.