Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа

Усиление разногласий с политикой большевиков в целом и в первую очередь рост антивоенных настроений в крестьянстве явилось самой характерной особенностью, отраженной в документах беспартийных конференций сентября—октября 1920 года, тех конференций, которые, как тогда выражались, принимали «нежелательное» направление. Так было на Нолинской общеуездной конференции в Вятской губернии в конце октября, где крестьяне потребовали заключить мир с Польшей и единогласно отклонили пункт о необходимости разбить Врангеля и поддержки Красной армии и Соввласти[566]. Так было в сентябре на Щелотской конференции в Вологодской губернии, где аналогичный пункт был подытожен требованием вести внутреннюю политику без коммунистов

[567]. На конференции в Костроме, и не только там, слышались призывы к созыву Всероссийской беспартийной конференции[568]

. Подобные примеры можно отыскать практически в любом уголке любой губернии России, и не только России. На Украине, в Екатеринославской губернии, Врангель сумел привлечь крестьян обещанием земли за выкуп (а денег у крестьян было много) и стал пользоваться большим авторитетом, не меньшим, чем у Махно, как считали екатеринославские эсеры[569].

С середины 1920 года нарастающее недовольство крестьянства политикой большевиков в некоторых наиболее неустойчивых районах начало прорываться в форме открытых вооруженных восстаний. В мае Сибирский ревком уступил нажиму комиссаров Наркомпрода и дал добро на проведение продразверстки, которая сразу же потянула за собой шлейф обычных безобразий и злоупотреблений. Еще не остывшие от партизанщины сибирские крестьяне в нескольких уездах поднялись с оружием под лозунгами «Свободный труд и свободная торговля», «За чистую Советскую власть», «За Ленина»[570]. Но летом движение еще не нашло широкого отклика и было быстро подавлено приданной продовольственникам 26-й дивизией. Большую роль в подавлении сыграли крестьяне-коммунисты в Алтайской губернии, самой партизанской при Колчаке, которых тогда насчитывалось до 3000. Но тогда же многим из сибирского руководства стало ясно, что на этом дело далеко не закончено. Один из них вспоминал, что на Алтае в городе Змеиногорске ему пришлось беседовать с крестьянином, мобилизованным на борьбу с восставшими, членом волостной ячейки, который просил освободить его от мобилизации и отпустить домой: «У меня там в хозяйстве 70 скотин… за ними уход нужен»[571]

.

Сибирские мужики, будучи еще только полгода в условиях Советской власти, еще испытывали колебания и даже на погром исполкомов ходили под лозунгом «За Ленина», но для крестьян центральной России, которых Компрод давно освободил от бремени в семьдесят или меньше «скотин», проблема выбора была проще. В августе 1920 года сразу же после уборки хлебов и объявления государственной разверстки в Тамбовской губернии вспыхнуло большое восстание крестьян.

Власти немедленно свалили вину за это на эсеров, в действительности их участие в разжигании крестьянского восстания было более отдаленным, нежели причастность самих представителей Советской власти, и главным образом Наркомпрода. Когда-то зажиточная Тамбовская губерния, ее называли «черная» — потому, что говорили, что там земля «чернее черной государевой шляпы», была цитаделью партии эсеров и кооперации, которым удалось привить местному крестьянству понятие о пользе самоорганизации. Сохранившиеся документы дают возможность выслушать их собственный отчет о своей роли в подготовке и начале восстания. На Всероссийской конференции партии эсеров, нелегально состоявшейся в Москве как раз в сентябре 1920 года, представители тамбовской организации говорили, что их работа носила в основном организационный характер: в некоторых селах восстанавливались строго партийные братства, таких, однако, в 3 уездах губернии насчитывалось не более десятка. Кроме этого, правые эсеры совместно с левыми сплачивали крестьянство в беспартийные, но строго классовые по составу «Союзы трудового крестьянства». Союзы ставили перед собой задачи удаления от власти коммунистической партии и образования нового временного правительства, обязанного созвать Всероссийский съезд трудящихся, который и должен будет решить вопрос о форме государственной власти, проведение в полной мере закона о социализации земли. Союзы с такими задачами встретили поддержку тамбовского крестьянства и начали быстро организовываться в селах. В Тамбовском уезде почти половина волостей обзавелась своими организациями, появились они и в Кирсановском, Борисоглебском, Усманском уездах и кое-где на севере губернии.

Союзы, несомненно, сыграли большую роль в развертывании масштабного крестьянского восстания, но, как сетовали тамбовские эсеры, оно «подпало под руководство называющего себя „независимым с-р.“ Антонова»[572].