Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа

В то время как раньше доклад по текущему моменту не вызывал никаких прений, теперь крестьянство проявляет к нему особый интерес… Кулачье сумело сорганизоваться не только в волостях, но и, прибыв на губернскую беспартийную конференцию, проявило демагогические выходки вплоть до отказа от помощи фронту, прекращения войны, требования учредилки, свободной торговли, отмены трудовой повинности и т. д. В губкоме имеются сведения, когда в одной волости Владимирского уезда крестьяне явившись на волостную конференцию в количестве 800 человек, категорически отказались от помощи фронту и голосовали резолюцию чуть ли не за Врангеля[565]. Усиление разногласий с политикой большевиков в целом и в первую очередь рост антивоенных настроений в крестьянстве явилось самой характерной особенностью, отраженной в документах беспартийных конференций сентября — октября 1920 года, тех конференций, которые, как тогда выражались, принимали «нежелательное» направление. Так было на Нолинской общеуездной конференции в Вятской губернии в конце октября, где крестьяне потребовали заключить мир с Польшей и единогласно отклонили пункт о необходимости разбить Врангеля и поддержки Красной — армии и Соввласти

[566]. Так было в сентябре на Щелотской конференции в Вологодской губернии, где аналогичный пункт был подытожен требованием вести внутреннюю политику без коммунистов[567]

. На конференции в Костроме, и не только там, слышались призывы к созыву Всероссийской беспартийной конференции[568]. Подобные примеры можно отыскать практически в любом уголке любой губернии России, и не только России. На Украине, в Екатеринославской губернии, Врангель сумел привлечь крестьян обещанием земли за выкуп (а денег у крестьян было много) и стал пользоваться большим авторитетом, не меньшим, чем у Махно, как считали екатеринославские эсеры

[569].

С середины 1920 года нарастающее недовольство крестьянства политикой большевиков в некоторых наиболее неустойчивых районах начало прорываться в форме открытых вооруженных восстаний. В мае Сибирский ревком уступил нажиму комиссаров Наркомпрода и дал добро на проведение продразверстки, которая сразу же потянула за собой шлейф обычных безобразий и злоупотреблений. Еще не остывшие от партизанщины сибирские крестьяне в нескольких уездах поднялись с оружием под лозунгами «Свободный труд и свободная торговля», «За чистую Советскую власть», «За Ленина»[570]

. Но летом движение еще не нашло широкого отклика и было быстро подавлено приданной продовольственникам 26-й дивизией. Большую роль в подавлении сыграли крестьяне-коммунисты в Алтайской губернии, самой партизанской при Колчаке, которых тогда насчитывалось до 3000. Но тогда же многим из сибирского руководства стало ясно, что на этом дело далеко не закончено. Один из них вспоминал, что на Алтае в городе Змеиногорске ему пришлось беседовать с крестьянином, мобилизованным на борьбу с восставшими, членом волостной ячейки, который просил освободить его от мобилизации и отпустить домой:

«У меня там в хозяйстве 70 скотин… за ними уход нужен»[571].

Сибирские мужики, будучи еще только полгода в условиях Советской власти, еще испытывали колебания и даже на погром исполкомов ходили под лозунгом «За Ленина», но для крестьян центральной России, которых Компрод давно освободил от бремени в семьдесят или меньше «скотин», проблема выбора была проще. В августе 1920 года сразу же после уборки хлебов и объявления государственной разверстки в Тамбовской губернии вспыхнуло большое восстание крестьян.