Крестьянский брест, или предыстория большевистского НЭПа

Телеграф в Смольном дымился, заваливая правительство требованиями и мольбами о продовольствии. Толпы голодающих подстерегали редкие эшелоны с хлебом, следующие в Москву и Петроград, и грабили их. Зачастую подобные экспроприации происходили с санкции уездных и прочих властей при непосредственном участии отрядов местной Красной гвардии. Тем же занимались и сельские сходы, Советы в местностях, прилегающих к транспортным артериям. Сами железнодорожники непрерывно грозили конфискацией части хлебных эшелонов и требовали предоставить им право свободной закупки продовольствия. Шансы прорваться к месту назначения имели только маршруты с хорошо вооруженной и многочисленной охраной.

Характерны телеграммы тех времен. 24 февраля из Бологое в Совнарком сообщали, что хлеба не видят с ноября месяца, в уезде есть случаи голодной смерти, положение критическое. «Сегодня на ст. Бологое тысячные массы изголодавшихся людей ждут продовольственного поезда на Петроград, возможны печальные эксцессы»[33]. Из Дмитровского уезда Московской губернии: «Хлеба совершенно нет. В Дмитровском уезде наступил голод со всеми ужасными последствиями… Убедительно просим разрешить самостоятельную закупку учреждениям. Дальнейшее удержание хлебной монополии есть преступление»[34]

.

Особенно отчаянные призывы поступали из Туркестана, сырьевой базы российской легкой промышленности. В феврале из Ташкента сообщали о том, что «доведенные до голода и отчаяния туземцы продают за несколько фунтов муки своих жен, дочерей, питаются отбросами, поедают умерших голодной смертью»[35].

Таковы лишь некоторые из тех телеграмм, которые сплошным потоком поступали в Совнарком и другие органы власти и из которых там складывались самые пухлые папки за этот период. Голодный кошмар, охвативший регионы с ограниченным возделыванием хлебных культур, продолжался всю зиму и весну 1918 года. Меньшевики, чье оппозиционное положение заставило их стать чутким барометром настроений рабочей массы, уже во весь голос требовали от большевиков прекратить «социалистические эксперименты» и признать, что только единый демократический фронт и Учредительное собрание могут дать мир и остановить разруху.

К моменту открытия Учредительного собрания в Петрограде и Москве уже сложилась напряженная обстановка. Большевики утрачивали свои позиции среди рабочих и готовились к решительным мерам ради сохранения власти. 6 января, на следующий день после разгона Учредительного собрания и расстрела в Петрограде и Москве демонстраций в его поддержку, на заседании исполкома Моссовета меньшевики подчеркивали, что «демонстрация 12 декабря, когда большевистская власть чувствовала за собой силу, прошла без препятствий, угроз и насилий, хотя привлекла мало рабочих. Демонстрация же 5 января подверглась самому дикому расстрелу, хотя жертвами падали не какие-нибудь „буржуи“, а рабочие, представители подлинной демократии и социалисты. Это показывает, что партия власти, большевики боялись участия в демонстрации именно рабочих и социалистических слоев. Большевики знали, что в рабочих массах происходит перелом настроения и поэтому, чтобы предупредить выход рабочих на улицу, были пущены все средства старого режима»[36]

.

Кризис продолжали усугублять более чем странные действия правительства большевиков. В обращении к Ленину из Петроградской продовольственной управы от 25 января говорилось:

«Центральная Управа Петроградского продовольственного Совета позволяет себе обратить Ваше внимание на новое обострение продовольственного кризиса в Петрограде, вызванного сосредоточением в городе уже значительного и ежедневно увеличивающегося количества австро-германских военнопленных. Управе, конечно, неизвестно, какими мотивами руководствовались и руководствуются соответствующие ведомства, сосредотачивая в северных голодающих губерниях огромные массы военнопленных. Но каковы бы то ни были эти мотивы, продовольственное положение Северной области таково, что необходимо немедленно и во что бы то ни стало… не только приостановить продвижение военнопленных в Петроград и вообще Северную область, но в ближайший же срок освободить Петроград от тех десятков тысяч, которые уже имеются здесь…»[37]