Крестом и булатом. Вторжение

– Нет, первая крутовата, второй хватит, – Самохвалов вяло отмахнулся. – Пенсионерам так и так доступа не будет. И я Кацнельсона заодно проинструктирую, чтобы все совещания в закрытом режиме проводил.

– Ему еще в Видяево ехать, – напомнил вице адмирал.

– Там тоже все решено. Пообщается с родственниками, заявит о шагах правительства, компенсациях...

– Что мне, кстати, Владимир Сергеич, натовцам об аварийном буе говорить? – встрепенулся глава делегации.

– А что буй?

– Ну, почему не отстрелился...

– А он не отстрелился? – удивленно спросил Самохвалов, которому не доложили о неисправности аварийного буя на «Мценске».

Перед учениями его из за короткого замыкания в электропроводке просто напросто отключили, и лодка вышла в море с неработающей системой подачи сигнала. Правда, по документам буй был в полном порядке, о чем имелся соответствующий акт технической службы флота.

– Я слышал, что нет.

– Обойди эту тему. Или скажи, что подробности выясняются. Типа, взрывом могло его повредить.

– Западники не поверят.

– Это их дело – поверят, не поверят. А я разберусь, – Главком прикурил вторую сигарету. – Зотов не дурак, четырнадцать лет на Севере, что нибудь придумает. К тому же, нашли мы «Мценск» практически сразу, к вечеру пятого... Претензий к скорости поиска нет. А есть буй на поверхности или нет – не важно... На саму спасательную операцию это никак не влияет.

– Согласен, – вице адмирал посмотрел на часы. – Мне пора, Владимир Сергеич...

– Давай, иди, – Самохвалов пожевал филвьтр сигареты. – И давай там потщательнее. Сам знаешь.

– Есть, товарищ адмирал флота!

* * *

Люк, ведущий из сарая в огромный прямоугольный подвал, скрипнул и распахнулся. Заложники по привычке прикрыли глаза, чтобы не быть ослепленными мощным фонарем придурковатого восемнадцатилетнего охранника Лечи Атгиреева, любившего прямо с порога направить луч в лицо кому нибудь из рабов.

Но на этот раз все обошлось.

Зашла молчаливая Яхита, поставила в центре подвала чан с вареным рисом, бросила пару лепешек и невозмутимо удалилась, оставив люк полуоткрытым. Через час она придет за пустой посудой.

Заложники, позвякивая ножными цепями, сгрудились у чана.

Рафик Варданян сноровисто разделил черствые лепешки на девять почти равных частей и роздал присутствующим.

Семнадцатилетний ингуш Магомед Цароев повертел в руках свой кусок и отвернулся,

– Так не годится, – мягко сказал пожилой отец Владимир, батюшка из Гудермеса, захваченный боевиками непосредственно перед началом второй чеченской кампании, – кушать обязательно надо. Ты молодой, силы тебе еще понадобятся.

– Не хочу, – угрюмо буркнул Магомед.

Два бывших бомжа – Жора и Яков – подцепили ломтями лепешек густое варево и зачавкали. В заложниках они куковали уже пятый год. Никто их не искал, никому они не были нужны, и потому свое нынешнее положение рано состарившиеся мужчины воспринимали как должное. Работа от зари до зари и постоянные избиения за малейшую провинность превратили их фактически в запуганных животных.

Остальные семеро еще держались, но и у них силы были на исходе.

Тяжелее всего переживал молодой Магомед, похищенный боевиками всего месяц назад из Нальчика. Отец Владимир и остальные – иеромонах Михаил, Митя Чубаров, Ираклий Туманишвили и коммерсанты Виктор Шерстнев с Варданяном – как то пытались поддержать юношу, однако раз в три дня Цароев срывался, начинал отказываться от пищи и был готов броситься на вооруженного охранника, чтобы погибнуть как мужчина.

– Голодом делу не поможешь, – весомо заявил Ираклий.

– Да какое дело? – вскипел горячий ингуш. – На эт тих собак работать? И ждать, когда опять издеваться начнут?

– О маме подумай, – вмешался Михаил, поправляя протершиеся полы монашеского одеяния. – Рано или поздно мы отсюда выйдем. – Магомед опустил голову и закусил губу. За Цароева боевики потребовали восемьсот тысяч долларов. У его небогатой и немногочисленной родни таких денег отродясь не бывало. Магомеда и трех его сестер воспитывала одна мать. Отец погиб, когда Маге было всего семь лет – разбился на своем самосвале во время оползня в горах. А мать, сельская учительница, больше ста долларов в руках не держала, даже не представляла себе, что бывают суммы в десятки и сотни тысяч.

Неделю назад боевики с хохотом рассказали, что Цароева отправилась в Москву к дальнему родственнику.

Магомед знал дядю Руслана. И понимал, что коммерческий директор маленького химического комбината, производящего лакокрасочные изделия, сможет набрать от силы одну двадцатую суммы выкупа. Даже если продаст свои маленькую квартиру, «Жигули» пятой модели и все имущество. Магомед прямо сказал об этом играющему в «старшего вайнаха» Резвану Гарееву, присовокупив от себя лично, что с этого момента все Гареевы стали его кровниками.

Резван сплюнул и приказал своим подручным слегка поколотить Магомеда, дабы ингуш меньше открывал рот, когда с ним разговаривает «уважаемый» в ауле человек. Трое молодых чеченцев лениво попинали связанного Цароева и зашвырнули юношу обратно в подвал.