Выходит, что мусульманам было оказано доверие даже в сфере администрации. Не лишним будет вспомнить и одного арабского кади по имени Мансур Ибн Набиль, которому князь Антиохии Боэмунд III поручил управление всеми мусульманскими делами в регионе Латтакия.
Наконец, с не меньшим удивлением мы узнаем все из того же повествования (автор которого был особенно непримирим к франкам), о двух мечетях в Акре, превращенных в церкви, где мусульмане имели право собираться и молиться, по своему обычаю обратившись в сторону Мекки — случаи подобных одновременных богослужений можно встретить гораздо позже правда, крайне редко), в деревушках южной Франции, где пастор и кюре собирали свою паству в одной и той же церкви. Наш случай не был исключением, так как о том же сообщает еще один арабский писатель, Усама, который, гостя в Иерусалиме, мог молиться в мечети, превращенной в часовню, где его единоверцы получили позволение отправлять свой культ. Труды западных (Фульхерий Шартрский) и мусульманских (Ибн-аль-Каланиси) историков изобилуют примерами дружеских отношений, которые мало-помалу устанавливались по всей Палестине между населением, особенно между сельскими жителями и завоевателями.
Историк Клод Казн справедливо заметил по этому поводу:
«Установление франкского владычества не повлекло за собой никаких значительных перемен для коренного населения. Новый господствующий класс сменил старый, чтобы править прежним сельским обществом: не зная местных земельных условий, он, естественно обратился к этому обществу, чтобы продолжать его эксплуатировать в пользу новых хозяев, но уже исходя из своих собственных традиций».
Курьезная вещь, но приходится признать, что в фискальном отношении мусульмане находились в лучшем положении, чем христианское население, — ведь христиане были вынуждены платить церковную десятину, от которой мусульмане были избавлены. Армяне, намеревавшиеся поселиться в Иерусалиме, сетовали на подобное неравенство. Все это подтверждает, что по отношению к мусульманам режим крестоносцев был более толерантным, чем это принято утверждать. Не забудем и о существовании туркоплов, этих вспомогательных отрядов, которые очень быстро приняли участие в сражениях в Святой Земле на стороне франков. Но если роль, которую играли в военных действиях эти легковооруженные конники, похожие на всадников Востока, подробно изучена, то вопрос об их происхождении по-прежнему остается спорным. Шла ли речь о солдатах, просто-напросто «вооруженных на турецкий манер» или же о настоящих мусульманах? По крайней мере, часть из них действительно была мусульманами, возможно принявшими крещение, что объясняет ярость Саладина, приказавшего перебить в 1169 г. всех пленных туркоплов, находившихся на службе у тамплиеров, — возможно, он имел дело с вероотступниками.
Местное население можно было встретить и в личном окружении баронов. Камерарием самого Балдуина I был сарацин, который, уверяет нас хронист, был очень близок к королю, гордившемуся им больше чем кем-либо из своих подданных.
«Он был сарацином, но некогда, стремясь к благому делу, испросил крещения, причем, казалось, так истово, что сам король снизошел до него: он приказал крестить его, сам держал над купелью, и дал ему свое имя; затем же он принял его в свой дом».
Сам же король от этого и пострадал, ибо спустя много лет этот сарацин попытался его отравить. Рено Сидонский принял к себе на службу мусульманина (который так и не принял крещения), ставшего его «писцом». Ко всему прочему франкские сеньоры для управления своими новыми владениями испытывали слишком большую потребность в услугах толмачей, «драгоманов», чтобы пренебрегать их службой: но известно, что в большинстве случаев завоеватели охотно доверяли им, что показывает, как между франками и сарацинами могла возникнуть столь неожиданная приязнь. Гильом Тирский свидетельствует, что сирийские врачи снискали благорасположение «пуленов» (франков, рожденных в Сирии), если ему верить, то мода предписывала пользоваться их услугами; наоборот, некоторые трактаты арабов учитывали медицинские традиции франков. «Люди с Запада, мы превратились в жителей Востока Вчерашний итальянец иль француз стал галилеянином или палестинцем Житель Реймса или Шартра теперь обратился в сирийца или антиохийца Мы позабыли свою родную страну Здесь же один владеет домом и слугами с такой уверенностью, как будто это его наследственное право с незапамятных времен Другой берет в жены сирийку армянку, или даже крещеную сарацинку Третий живет в семье местных Мы все говорим на нескольких языках этой земли».