«Крестоносцы» войны

— В это время наша группа пополнилась одним новым человеком… Мы его ждали… Пароль он назвал правильно… Он должен был сменить меня… Я получил приказ выбраться из Риги еще до взрыва… Я пошел к нему на дом, чтобы передать дела… Никогда не забуду эту комнату… Деревянный стол, на крышке грубо вырезана голая женщина… Он сидел за столом, а когда я вошел, он встал… Мы поздоровались за руку, его рука была очень холодная… И тут в комнату ввалились немцы… Он так и не отпустил мою руку… Когда меня пытали, мне говорили, чтобы я все сказал… Что им все равно все известно… Они сказали, что схватили нашего человека, а вместо него послали своего агента… Они сказали, что я переношу пытки лучше других… Они смеялись, как будто им очень весело… Может, так оно и было.

— Может, так оно и было, — закончил Иетс. В столовой наступила тишина, только позвякивала посуда.

Молчание нарушил Уиллоуби.

— Спросите его, Иетс, как же он остался жив?

Ковалев отрезал тонкий ломтик американского сыра, положил его на ломтик хлеба, не спеша откусил кусочек и съел.

— Я ничего им не сказал. — И, помолчав: — Я остался жив.

Уиллоуби задумчиво упер палец в толстую щеку.

— Не хотел бы я иметь вас своим врагом, Ковалев! — И засмеялся.

Иетс повернулся к Ковалеву.

— Майор говорит, что не хотел бы иметь вас своим врагом.

Ковалев тихонько отложил нож.

— Мы сражаемся вместе, против общего врага. Вместе мы победим.

Напряженная атмосфера сразу разрядилась. Девитт поднял чашку с кофе.

— Прекрасный тост! Жаль, что у меня не осталось спиртного.

Выпили серьезно, в торжественном молчании.

Уиллоуби вдруг усмехнулся.

— Скажите ему, Иетс, для него уж и работку припасли. Такой верзила да с такими руками, как шахтер он просто находка…

Иетс резким движением отодвинул от себя чашку. Кофе расплескался на стол. Он заметил, что Бинг и другие солдаты обернулись в его сторону.

— Думаю, что вы ошибаетесь, майор! — сказал он. — Вы не знаете Ковалева. Он уже работал в шахте. У немцев. И выработку давал им ничтожную.

За солдатским столом кто-то засмеялся.

Полковник поднял руку.

— Военному место в армии. Если он хочет служить в нашем отделе, мы охотно возьмем его. Спросите его, Иетс.

— Сэр!… — Уиллоуби сдвинул брови.

— А почему бы нет? — Девитту стало не по себе. — Нам предстоит все больше сталкиваться с перемещенными лицами. Он мог бы переводить вместе с Иетсом, так ведь? А кроме того, он превосходный солдат. — Голос его опять звучал уверенно. — Вы как, Уиллоуби, хороший пулеметчик?

— Нет, сэр. Да это и не мое амплуа. — Уиллоуби сделал большие глаза и спросил: — Вы хотите, чтобы у нас завелись большевистские ячейки, сэр?

— Что?!

Ковалев почувствовал, что назревает ссора и что сам он послужил для нее поводом. Он тихо сказал что-то Иетсу.

Иетс перевел:

— Ковалев благодарит вас за ваше предложение, полковник. Но он хочет возвратиться в свою армию.

— Как это он возвратится? — спросил Уиллоуби.

Иетс улыбнулся.

— Как-нибудь сумеет.

Девитт закурил. Отказ Ковалева огорчил его. Девитту нужны были люди, которые укрепили бы его веру в то, что планы Фарриша неосуществимы. Он хотел иметь таких людей около себя; откуда возьмутся эти люди, ему было все равно, лишь бы они доказывали правильность его мнения, что человек в основе своей не так уж плох.

— Я был бы рад, если бы он остался с нами, — сказал Иетс.

— В самом деле? — хрипло спросил Уиллоуби.

— Понимаете, майор, если бы вам случилось послать меня на рискованное дело, с этим человеком я бы чувствовал себя в безопасности.

Уиллоуби защелкнул ручку своей походной чарки.

— Я привык полагаться только на самого себя.

6

Иетс откинулся на спинку сиденья «виллиса». Сырой ветер бил ему в лицо. Холмы и поля сменились лесом. Однотонно гудел мотор. Развалясь на сиденье, Иетс отдался на волю машины, вилявшей по разъезженной дороге.

Он нес в себе тупую боль расставания с Терезой; собрав все свое мужество, она сказала «au revoir», но оба знали, что больше никогда не увидятся.

— Уже… — протянула она, когда он сказал ей, что получил приказ выехать из Вердена.

— Да, уже…

Он всей душой возмущался, что его так грубо отрывают от Терезы, что чья-то подпись под отпечатанным на машинке текстом могла убить то прекрасное и нежное, что едва успело начаться. Возмущался и смутно понимал, что ни он, ни она не властны над своей судьбой.

Он пробовал поговорить с ней разумно. Он сказал ей, что то, чем они были друг для друга, останется и обогатит их, как мелодия, которая западает в сердце и звучит снова и снова, без конца. Она храбро кивнула, ответила: «Да, милый», и крепко сжала его руку.

Она столько дала ему; а он, что он дал ей такого, что мужчина обязан дать женщине? Дом? Обеспеченную жизнь?

Он вспомнил, что так и не понял, почему она однажды сказала: «Ты не знаешь, скольким я тебе обязана. Ты меня вылечил».

Объяснить свои слова она не захотела. Как я могу кого-нибудь вылечить, думал он, разве я для этого гожусь?… И ему пришло в голову, как плохо он знает Терезу, как плохо вообще знает людей, включая и свою жену Рут.