«Крестоносцы» войны

Вдове нетрудно было представить себе, что это значит. Она уже видела, как встают из развалин создания ее мужа, восстановленные руками рабочих, которыми Лемлейн теперь может распоряжаться. Она видела, как оживают плавильные печи, задутые на коксе, который Лемлейн теперь может реквизировать. Она видела, как появляются на столе бутылки хереса, поданные дворецкими, которых Лемлейн теперь может заставить служить как следует. Она видела все это, но еще не решалась дать полную волю своим надеждам. Не так легко было сбросить гнет последних месяцев, забыть бомбежки, разруху, поражение, забыть пугающее присутствие незнакомца в доме. Слишком уж невероятным казалось, что власть, вырванная из ринтеленовских рук в боях, за которыми она следила с замиранием сердца, будет возвращена так легко и просто.

Лемлейн, чье серое лицо оставалось бесстрастным, читал все чувства и мысли, волновавшие вдову, по выражению ее заплывшей жиром физиономии.

— Разумеется, даром нам ничего не дадут, кое-что придется и уступить, — сказал он.

Он сделал паузу, выжидая, когда эта существенная оговорка дойдет до сознания вдовы. Ее лицо помрачнело, губы плотно сжались, взгляд стал враждебным и довольно ясно говорил, что она ничего не намерена уступать ради выгоды и славы Лемлейна.

— Не забудьте, — предостерег он, — без поддержки американцев все, что у вас есть, — это сомнительное право на полуразрушенные предприятия. Так вот, сегодня вечером подполковник изъявил согласие прибыть сюда для небольшого собеседования в частном порядке — вы, он, я и фрау Памела.

Он внимательно осмотрел вдову. Она еще больше, чем всегда, походила на бочку; черное платье с глухим воротом, подпиравшим тройной подбородок, придавало ей нелепый вид.

— Не переодеться ли вам, сударыня? — деликатно посоветовал он. — Я взял на себя смелость захватить ваши бриллианты из сейфа в бомбоубежище. Желательно произвести впечатление.

Этот сейф, тайна которого была известна только вдове, покойному Максимилиану и Лемлейну, стоял в глубоком, хорошо укрепленном бомбоубежище под разрушенным зданием конторы ринтеленовских заводов, той самой, где смерть настигла ее мужа. Ах, если бы он вовремя спустился вниз! Бомбоубежище так и не пострадало, хотя над ним все было обращено в груду развалин.

Вдова вздохнула. Она взяла из рук Лемлейна блестящий металлический ящичек и, бережно держа его на маленькой пухлой ладони, пошла, переваливаясь, к письменному столу покойного супруга. Осторожно поставив ящичек на стол, она подняла крышку. Бриллианты, подарок Максимилиана, засверкали на бледно-голубом бархате. Целое состояние!

— Мне кажется, вам следует их надеть, — сказал Лемлейн.

В это время на лестнице он увидел Памелу с незнакомым мужчиной. Он поспешно встал так, чтобы заслонить собою бриллианты.

В два прыжка Памела очутилась возле матери.

— Вы хотите продать это? — спросила она.

Незнакомец, следуя за ней, обошел Лемлейна и бросил быстрый взгляд на драгоценности. Он не сказал ни слова, но Лемлейн увидел, как он облизнул губы.

Вдова резко захлопнула крышку.

— Познакомьтесь, — сказала Памела. — Герр Эрих — герр Лемлейн.

Мужчины подозрительно приглядывались друг к другу. Лицо гостя показалось Лемлейну знакомым, но он не мог вспомнить, где он его видел.

— Лемлейн, — задумчиво повторил Петтингер, — Лемлейн… Вы в национал-социалистической партии не состояли?

— Нет, не состоял. — Серое лицо Лемлейна еще чуть-чуть посерело. — Герр Ринтелен не считал желательным…

— А, припоминаю! — сказал Петтингер. — По этому поводу велась бесконечная переписка, пока старик, — он сделал неопределенный жест в сторону портрета, — не вмешался лично.

Глаза Лемлейна округлились от ужаса: он узнал.

— Но это безумие! — вскричал главноуправляющий заводов Ринтелен. — Что вы здесь делаете?

— Мы с фрау Памелой договорились, что на некоторое время я займу место майора Дейна, судьба которого не выяснена. Вот, на мне его костюм. У нас один размер, одни вкусы. — Он нежно взял Памелу за руку.

Лемлейн захлебывался от страха и негодования:

— Но в городе есть люди, которые лично знают майора Дейна, — пролепетал он.

— Я не намерен нигде показываться, — успокоил его Петтингер. — Вы же видите: я не вполне здоров, я нуждаюсь в отдыхе. Надеюсь, вы согласитесь выполнять для меня некоторые — ну, скажем, посреднические функции.

— Ни в коем случае.

Петтингер был частью той Германии, которая некогда служила для Лемлейна источником доходов и национальной гордости. Он, Лемлейн, конечно, будет молчать. Но та Германия больше не существует; а ни в какие подпольные дела он не желает путаться. У него на руках жена, четверо детей и ринтеленовские заводы.

Лемлейн принял решение.

— Вы немедленно уедете отсюда. Меня назначают кремменским бургомистром! Будущее Германии зависит от сотрудничества с американцами.

— А с чего вы взяли, что я не хочу сотрудничать е американцами? — сердито сказал Петтингер. — Вообще мне нужно поговорить с вами — наедине!