Крик

– Я говорил, что он не был нелегалом.

– Ты можешь помолчать? – опять не сдержался Лобов, и к Деревянченко. – И нельзя ничего сделать?

Деревянченко развел руками.

– Стараемся.

– Это, конечно, замечательно, – согласился Лобов. – Но по делу мэра и по тамбовскому мы видим, как концепции иногда рушатся по совершенно непонятным причинам.

– Это верно, – подтвердил Деревянченко. – Самые на первый взгляд верные дела, бывало, кончались катастрофами. Я это по адвокатскому опыту знаю. Поэтому вам следует будоражить всю западную общественность, все СМИ.

– Это мы будоражим, – усмехнулся Лобов. – Вот надеемся на приезд в Россию на восьмерку Буша и прочих лидеров западных стран. Они, конечно, все возмущены преследованием хозяина и считают, что дело носит политический характер. Может быть, навалится весь мир, как говорят на Руси, и выйдет хозяин. Деревянченко – в России, ты Сэм здесь – в Лондоне, другие наши друзья в восьмерке. По ниточке, по ниточке – глядишь что-то и совьется.

– Как говорят на Руси, с миру по нитке – нищему кафтан, – улыбается Тэди.

– Отстал ты здесь, в Лондоне, дорогой Сэм от российской действительности. Теперь в России говорят по-другому: «С миру по нитке – нищему петля».

– Однако, горькие шутки, – говорит Чайка.

– Согласен. Горькие. Ну, пошутили и за дело, дорогие соратники. Или как там у следователей? А, Деревянченко?

– У следователей по делам говорят: «подельники».

– Вот, вот, дорогие подельники. Или еще – братаны.

– Что-то у вас с настроением сегодня, Олег Игоревич.

– Это ты, верно, заметила, Полина Ивановна. Настроение – неважнец.

Гусарский переулок

Я со страхом ждала, чем закончится это мое неповиновение. Но страх влипнуть и оказаться в Матроской Тишине, как Макаровский, был еще сильнее. И вдруг через неделю Федоровна подает мне договор по этому же векселю. Читаю, и там написано, что мы по просьбе «Нафта» даем им отсрочку по выплате по векселю на полгода под те же проценты и, конечно, их письмо на ту же тему. И визы всех подразделений. Я не выдержала и спрашиваю Федоровну:

– Ты читала?

– Ознакомилась. И скажу тебе, Вероника Николаевна, изумлена.

– Чего это ты меня так официально?

– А потому что ты – генеральный директор. Положено так.

– Ну на ты мы все-таки останемся.

– Останемся. Чего нам с тобой делить? Знаешь, я думаю они сейчас перепуганы. При хозяине этот договор был обычным делом. «Нафта» ведь наша фирма. А сейчас все эти службы могли и вправду тебя подставить. Хотя думаю вряд ли, но чем черт не шутит. Так что считаю, что ты была права.

Альку такой оборот событий прямо так вдохновил. Открытый бунт и никаких последствий. Действительно в НК что-то происходит фундаментальное.

– Это на них повлиял арест Макаровского, – предположила я.

– Я тоже так думаю, – согласилась она. Они видят, что к нам подобрались вплотную. И, наверное, скоро начнут допрашивать. Могут возникнуть разные вопросы, в том числе и по твоим векселям. Надо нам с тобой готовиться.

– А как?

– Если говорить о документах, то это уже поздно. И не от нас зависит. Документы в ЦБК и следствие про них все знает. Надо себя психологически подготовить.

– Ну а как?

– Как готовятся преступнички к тому, чтобы держать ответ и, возможно, к наказанию?

– Я где-то читала, что их тянет на место преступления. У нас место преступления – ЦБК.

– Верно, – смеется Алька. – Но там мы и так каждый день бываем.

– А не пойти ли нам к Генеральной прокуратуре? Мой отец туда чуть ли не каждый день ходит. Я по телеку видела, как там кучкуются противники и защитники нашего хозяина. Отец, конечно, противник, а вот за хозяина – студенты с плакатами и либералы.

– Ну в защиту Володьки Макаровского никто не ходит.

– Вот мы и пойдем. Не с плакатом, так с горючими слезами.

2

Алька оставила свой «опель» в переулке, и мы направились к зданию генеральной прокуратуры. Мы по телеку видели, что протестующий народ там собирается. И точно видим, стоит толпа человек пятьдесят-семьдесят с плакатами разного характера. Причем было видно по плакатам, где стоят те, кто за нашего олигарха, а где те, кто против. За нашего олигарха – народ молодой, наверное, студенты и либералы, а с другой стороны – трудящиеся и пенсионеры. Одни требуют, чтобы освободили безвинно арестованного, другие требуют сурового наказания. Между ними наряды милиции, человек двадцать, не меньше. С одной стороны плакаты, требующие свободу нашему шефу. Там про Басманное правосудие и прочее, прочее. С другой стороны плакаты: «Мошенников и воров – к ответственности», «Плати налоги и сиди спокойно», и прочее. Мы искали хоть один плакатик с требованием освободить Володьку Макаровского. Ни одного плаката. Вдруг Алька толкает меня:

– Смотри. Да ты вон туда, туда смотри.

Я посмотрела, куда она указывала и, бог ты мой! Стоит мой папаня, рядом с ним крепкий мужичок, а папаня держит плакат, на котором вдохновляющий всех трудящихся лозунг: «Вор должен сидеть в тюрьме».

Стоит так гордо, подбоченясь, и что-то кричит в сторону студентов и либералов. Чтобы расслышать, мы подошли ближе. Папаня много чего кричал, но все сводилось к следующему: