Крикеры

Женщина, закутанная в прозрачные вуали, стояла неподвижно, как шахматная фигура в центре алого света. Музыка начала пульсировать в диастоле, как кровь в сердце; звук был каким-то студенистым.

И женщина на сцене начала двигаться.

Это был не танец, а скорее какой-то жуткий вид исполнительского искусства. Она ловко плыла среди таинственной музыки и света, незаметно сбрасывая с себя части вуали. Тем временем свет постепенно приобретал новые цвета — зелёные, жёлтые, багрово-лиловые — так томно, что всё зрелище становилось похожим на жуткий сон.

В конце концов, девушка осталась голой, если не считать розоватых полупрозрачных стрингов.

Грязеподобный свет играл со зрением Фила, в то время как глубинные звуки отвлекали его ещё больше. Это был трюк. Поначалу он не заметил в девушке ничего необычного, но по мере того, как он приучал свой взгляд, детали стали всплывать на поверхность таинственно, словно магия. Черты лица, казалось, появлялись и исчезали. Левый глаз девушки был крошечным, как горошина, а правый — большим, как алый бильярдный шар. В остальном её лицо было обычным.

Но с её телом, как вскоре понял Фил, было что-то не так.

«О, боже…»

Её босые растопыренные ступни разделялись лишь на пару скрюченных пальцев. Руки у неё были те же: двухпалые. Когда она качнула головой в сторону звуковой панихиды, мерцающие чёрные волосы на мгновение спали, показывая, что у неё вообще нет ушей, даже отверстий или углублений там, где должны быть уши. Её пупок тоже был полностью отсутствующим — никаких намёков на что-либо подобное на её животе. Её груди танцевали на свету, каждая увенчанная идеальным тёмным соском. Ещё больше сосков — полдюжины с каждой стороны — спускались по её гладкому торсу и животу, как соски на подбрюшье волка.

Фил так и не попробовал своего десятидолларового пива. Гротеск на сцене приковал его взгляд; несмотря на отвращение, он не мог отвести глаз, даже если бы это было возможно. Всё больше и больше танцовщиц приходило и уходило, каждая из которых таила в себе какие-то генетические уродства, которые, если уж на то пошло, превосходили даже предыдущие описания Игла. У одной девушки было три руки (две из них нормальные, но третья крошечная рука торчала из подмышки, как сухая ветка), у другой — одна рука, а у третьей девушки руки были совершенно бескостные — вялые трубки плоти, раскачивающиеся туда-сюда, с высохшими пальцами на концах. Ещё одна танцовщица демонстрировала несколько грудей, по четыре с каждой стороны, висящих как блины, не говоря уже о голове, которая казалась сплющенной.

Каждая девушка заканчивала своё выступление обязательной мастурбацией. Трёхрукая женщина открыто ласкала лобок двумя руками, в то время как третья рука — атрофированная на конце укороченной руки — щипала её за соски.

Фил подумал, что его может стошнить в любую минуту.

Вечернее шоу, казалось, продолжалось. По мере того как сигаретный дым сгущался, темнота становилась всё сильнее, и в конце концов в комнате стало душно. Фил чувствовал себя опьянённым, потрясённым до онемения, как будто после удара дубинкой по голове. Несколько раз его глаза достаточно привыкали, чтобы видеть, что все места в задней комнате заняты.

«Ну и зрелище», — уныло подумал он.

Зал был переполнен. Игл был прав: именно сюда любили приходить жители. Люди, которые нашли возбуждение в трагическом несчастье других. Извращенцы. Больные.

Одна вещь, которую он сразу заметил, была тем, что каждая танцовщица носила подвязку, и к подвязке была прикреплена маленькая белая карточка с номером на ней.

«Что это за цифры? — удивился он. — Для какой цели они могут служить?»

Когда шоу закончилось, Фил почувствовал, что задыхается.

«Я думал, что видел всё в большом городе. Боже, я был неправ».

Выйдя на свежий ночной воздух, он почувствовал себя освобождённым от долгого тюремного заключения. Но он не мог показать, как он был возмущён; он должен был притворяться перед Иглом и перед всеми здесь, что он был просто ещё одним недалёким похотливым деревенщиной, ищущим «клубнички». Очевидно, задняя комната была магнитом для самых пресыщенных жителей Крик-Сити и могла послужить весьма полезным местом для его расследования. Чтобы проникнуть в такую толпу, он должен притвориться её частью.

— Теперь доволен? — спросил Игл.

— Это было довольно круто.

Игл покачал головой.

— Как ты вляпался в такое дерьмо?

— В наши дни я занимаюсь всем, что не скучно. И это шоу определённо не было скучным, ты должен признать.

— Господи, чувак, я не мог поверить, что у этой цыпочки руки без костей!

— Девчонка с восемью сиськами тоже была хороша.

Игл уставился на него.

— Никогда бы не подумал, что тебе это понравится. Глядя на этих девчонок, мне хочется, чтобы мне отсосали.

Фил изобразил беспечное пожатие плечами.

— У всех разные вкусы, как говорится. Но есть одна вещь, которую я не понял. Почему у всех на подвязках были номера?

Ухмылка Игла исказила его лицо.

— А ты как думаешь? Они не просто танцовщицы, Фил. Они проститутки. Парень видит то, что ему нравится, он запоминает номер и разговаривает с сутенёром после шоу.

— Кто этот сутенёр?