Крики солнца (СИ)

На этот раз она согласилась. Впервые пила настоящий итальянский эспрессо - короткий, обжигающий горечью; глушила горечь водой и грелась. Чезаре с красивой аккуратностью держал чашечку и всё так же участливо смотрел на неё. Деньги за кофе принял, но только после долгого и методичного убеждения.

Когда они возвращались вдоль набережной, она заметила, что мужчины с седой прядью и камерой уже не было на берегу.

Ночь третья

- Piazza Dante, - представил Чезаре, хотя это и так было очевидно: в центре площади высился беломраморный памятник великого странника по Аду, Чистилищу и Раю. Его мантия, как на всех хрестоматийных изображениях, ниспадала длинными складками, почти подметая постамент; Данте вытянул руку, и она гордо реяла над землёй, указывая невесть куда. - Nel mezzo del cammin' la mia vita...

Что-то внутри неё дрогнуло от тепла, нагрелось и растаяло. Но Чезаре замолчал, поэтому блаженство быстро сошло на нет.

- А дальше? - разочарованно спросила она, самой себе напоминая ребёнка, у которого отобрали мороженое.

Точнее - gelato, конечно же.

- Дальше не помню, - он виновато засмеялся. - Прости.

- Вы наизусть учили "Божественную Комедию"?

- Только первые несколько терцин. В школе. И я почти ничего не помню, к сожалению.

"К сожалению", однако, звучало не совсем искренне, а улыбка его была вкрадчивой, как у Чеширского Кота. Она сказала себе, что надо бы смотреть на новую площадь, и желательно только на неё.

- Я дважды читала её, - она вздохнула. Не очень здорово, когда единственный повод для хвастовства в твоей жизни - количество прочитанных книг. С другой стороны, ныть об этом вслух жалко и бессмысленно. - Мне очень нравилось. Это так... величественно и схоластично.

- Средневеково, - подсказал Чезаре. - Ты любишь Средневековье, да?

- Безумно, - застенчиво призналась она. Они уже успели обсудить Умберто Эко и его двойственный статус в современной культуре. Чезаре был из лагеря тех, кто "не читал, но осуждает" - за игры с историей, литературой и ценностями. Ей мешала с ним согласиться порочная этическая относительность. Проще говоря, Эко нравился ей не меньше, чем Данте. - Эта атмосфера и... Системность. Всё как в кристалле, весь мир до Бога. Всё видно и по полочкам, но так сложно устроено. Это здорово. Рассудочно и в то же время... По-детски.

Она думала о бестиариях, о травниках, об алхимических руководствах и сборниках легенд, которых именно в Средневековье и именно в Европе было создано великое множество. О картах с неизвестными землями - там, где, по слухам и домыслам, живут кентавры и сатиры, ползают василиски, сражаются за изумруды люди с собачьими головами, а смола ядовитого древа анчар отравляет всё в округе. Почему тогда? Может, люди были честнее и наивнее - или просто больше верили в чудо?

Ей казалось, что и сама она очутилась в такой же Terra Incognita. В стране чудес с обнулёнными законами логики. В небывальщине.

И близость Чезаре усиливала это чувство.

- Да... Да, я не думал об этом, но, наверное, ты права, - серьёзно сказал он. Какая-то рыжая девушка с пирсингом в носу помахала ему, пробегая мимо, и он поднял руку в ответ - в рваном неаполитанском приветствии. - Данте великий поэт, но здесь его не знают.

- Не знают?

- Нет. Только общие места. Здесь ужасно необразованные люди, - он сокрушённо поморщился. - Вот в России все знают Пушкина.

Да уж... С. говорил о Пушкине с неизменным восхищением (ещё бы - написав о нём пару десятков статей) и как-то по-домашнему, словно о любимом пледе. Присаживался в своё кресло на кафедре, складывал домиком тонкие пальцы и усмехался: "Да, занятно было бы прогуляться с таким человеком, как Александр Сергеевич. Вот знаете, просто так прогуляться... По-приятельски. С Достоевским страшно, с Толстым - не по себе, с Чеховым не хотелось бы, а вот с ним... Занятно, занятно".

Занятно было его универсальным словом для выражения положительной оценки. Занятным могло стать всё - от книги или фильма до сорта сыра или человеческого характера, - но так же легко и утратить эту занятность.

У неё сжалось сердце.

- У нас тоже мало кто хорошо знает Пушкина.

В лавочке неподалёку от площади продавали местный лимонный ликёр: два стеллажа полнились жёлтыми бутылками разных размеров и форм. Бутылка-полумесяц, бутылка-скрипка, шар с позолоченной пробкой - будто объёмная модель солнца. Была и форма, заставившая её покраснеть. Что поделать: Неаполь.

Они с Чезаре бродили уже третий час - а может, четвёртый: счёт времени пресёкся. Вика, испытующе щуря глаза, допытывалась, где она пропадает каждый вечер. "А тот парень, который с тобой сегодня поздоровался в кампусе? - небрежно припечатала более проницательная Нарине. В тот момент она заплетала косу, слушая что-то готическое, и якобы хранила полную индифферентность к их разговору. - Вы с ним потом пропали куда-то". "Парень?! - Вика так подпрыгнула на стуле, что чуть не опрокинула его. По комнате заметались мерцающие огоньки журналистской алчности. - А я даже не видела! Высокий? Из Неаполя? А как зовут?"