Трое суток прощания вместили в себя следующие мероприятия по увековечению Освобожденного от Времени в памяти народа: с легкой руки Зиновьева колыбель революции Петроград переименован в Ленинград. Экстренно вызванный в Горки скульптор Меркулов снял маску с лица вождя и слепки с обеих рук. На основании посмертных отпечатков второй Съезд Советов постановляет соорудить в столице Союза Москве, а также в столицах других союзных республик – Харькове, Тифлисе, Минске, Ленинграде и Ташкенте памятники Ленину. ЦИК Союза ССР и его Президиум обязаны утвердить проекты
Принято решение о публикации полного собрания сочинений показавшего дорогу к выси и вселившего надежду на бесконечность этого пути, а также выпустить печатную продукцию с изображением автора – размером от почтовой марки до гигантских необозримых портретов, хорошо различимых с летящего в небе дирижабля.
Красин выступил с личной инициативой посекундного описания Его усердной ревностной жизни.
Географы, топографы, астрономы и геометры, химики и минералоги, художники и писатели бросились посвящать Ильичу поэмы и высокогорные пики, пароходы, паровозы, порты и вокзалы, живописные полотна, площади и проспекты, университеты, дома культуры, парки, колхозы, плодово-ягодные сады и огородные гиганты.
Заметим, что в начале бушующей кампании по увековечению, час от часу набиравшей обороты, и речи не было, чтобы оставить Ленина с живыми на земле не только несгибаемым духом и титанической мыслью, но и телом.
И вдруг, как гром среди ясного неба, выходит постановление Съезда Советов Союза ССР: тело Владимира Ильича покуда не предавать земле, а поместить в Мавзолей и удерживать в склепе. Для этого правительство приняло решение соорудить саркофаг у Кремлевской стены среди братских могил борцов Октябрьской революции и сделать его доступным для посещения.
Это была смелая авангардная мысль, и если бы Стеша в своем архиве не сберегла черновик письма, переданного Стожаровым в ЦК партии в день смерти Ленина, так бы и осталось неизвестно – кому и с какого перепугу она пришла в голову.
Всем, конечно, хотелось видеть вождя неподвластным тленью, чтоб их родной Ильич не иссяк, подобно убывающей луне в небе. Однако армию труда настолько придавило горем, что лишь один Макар, привыкший сохранять хотя бы крупицу разума в любых обстоятельствах, надумал, как можно спасти этот камертон, погрузив его в чистые глуби бессмертия.
А всё его любимый журнал «Огонек» – Макар много лет его выписывал и педантично производил подшивки! Там публиковались очерки об экспедиции археолога Говарда Картера, который как раз очень кстати в долине Нила открыл гробницу Тутанхамона.
Сенсация взбудоражила Европу. В век ротационных машин, фотографии, кино, только что изобретенного радио весть о Тутанхамоне, три тысячи лет благополучно пролежавшем в саркофаге, облетела шар земной и в конце концов достигла Рогожско-Симоновского райкома партии.
Естественно, Макар следил за нескончаемым блужданием Картера в лабиринте пирамиды среди сокровищ Али-бабы в поисках мумии фараона, сопереживал археологу всей душой, рабоче-крестьянской мыслью проникал в темную область исчезнувших культов, испытывая самые добрые чувства к древним египтянам, которые настолько рьяно пестовали память усопших кумиров.
В день смерти Ленина удрученный Макар Стожаров изложил собственную теорию сохранения пролетарского вождя для потомков Пане. Он сидел на диване, подперев кулаками щеки с красной щетиной. А его жена Панечка с семимесячной Стешей стояла перед ним, тщетно пытаясь понять, как это «Ильич прорастет к осени множеством живительных ростков и оплодотворит революционными идеями отдаленные окраины Земли»?
– Может, это поэтическая метафора? – спросила она Макара.
– Нет, – ответил Макар, – это не метафора – это реальность будущего, у которого нет альтернативы, кроме как принять тело покойного вождя в качестве огромного зерна грядущего урожая великих революций.
Паня крепко задумалась и высказала было сомнения о возможности «прорастания вождя сквозь толщу почвы революционными всходами», но Макар не дал ей закончить мысль и оборвал дискуссию.
– Что с тобой поделаешь, – махнул он рукой. – Нет в тебе, Паня, провидения будущего как неизбежного настоящего.
И отправился писать письмо.
Развернуто, обстоятельно, пространно писал он, полный решимости и намерений добра:
«Товарищи! Беспощадная растрата своей энергии сломили богатырский организм Ильича. Тактический гений этого человека был пропорционален опасностям, угрожавшим революции, которые давили на его мозг, напрягая все его творческие силы, всю его дальнозоркость, всю изобретательность, всю хитрость против врагов рабочего класса.