Кристальный пик

— То, что она «хорошая королева», не гарантирует нам, что она сдержит свои обещания и не поступит, как ее отец. К тому же нет ни одного доказательства того, что королева Рубин и впрямь умирала, кроме сплетен, которые принесли в Сердце мои импульсивные детеныши, — парировал Борей резко. — Люди, как известно, не возвращаются к жизни. Скорее всего, то лишь очередная красивая легенда об очередном человеческом правителе, пытающемся произвести на нас впечатление.

— Вы можете подвергать сомнениям слова нашей королевы, но не ее подвиг! — воскликнул Мидир, и я немо обрадовалась, что повелела хускарлам не брать с собой оружие, иначе, увидев своего командующего в такой ярости, они бы тут же схватились за него. — Королева Рубин принесла себя в жертву именно из-за вашего высокомерия! Ее пронзили прямо в грудь на крыше этого замка, на глазах у десяти хускарлов и вашего треклятого Сенджу! Она двенадцать дней пребывала на грани жизни и смерти, месяц носила повязки и теперь носит глубокие шрамы. А вы…

— Все в порядке, Мидир, — сказала я мягко, приложив руку к его наплечному доспеху. Даже тот был теплым на ощупь, впитав в себя не то злость Мидира, не то драконий жар вокруг. — Раз уж зашла речь, мне несложно показать им.

Я действительно была готова к этому — готова доказывать чистоту своих помыслов столько раз, сколько потребуется, чтобы наконец-то заслужить уважение; готова нарушить заветы покойного отца, сокрушить людские устои и изменить ход истории ради того, чтобы моим потомкам никогда не пришлось делать того же. И открыть миру свое сердце, даже буквально — не такое уж смелое деяние после всех прошлых.

Охваченная волной удушливого отчаяния, граничащего с гневом от беспочвенных обвинений, я дернула фибулы своего платья, скрепляющие вырез под горлом и декольте. Они не предназначались для того, чтобы расстегивать их, и потому мне пришлось приложить силу, чтобы оторвать иглы от ткани и заставить ту разойтись, обнажить сначала мою шею, а затем верх груди, где ее пересекал безобразный рубец от драконьих когтей.

— Рубин, не надо.

Ладонь подошедшего Соляриса легла мне на грудь, закрывая распахнутый вырез платья и скрепляя фибулы обратно. Меня будто осветило теплое весеннее солнце, хоть за окном то уже зашло — таким был взгляд Соляриса, несмотря на то, как плотно сжимались его губы и зубы.

— Королева Рубин не обязана ничего вам доказывать. Это я должен. Ведь это я убил ее.

— Солярис…

Он не стал слушать меня. Мягко отодвинул себе за спину рукой и сам подступился к краю платформы, к сородичам, глядящим на него с чуть большим доверием, чем на меня, но все так же настороженно и растерянно.

— Как ваш сородич, я ручаюсь за то, что королева Рубин не лжет и всегда сдерживает свое слово.

— Конечно, ручаеш-шься, как же ещ-ще? Она ведь твоя ш-ширен, — перебила его двухвостая драконица, указав на меня неестественно длинной рукой. — Тебе нет еще и ста, ты совсем детеныш-ш. Детеныш-ш должен повзрослеть, прежде чем выбирать себе ш-ширен, но я не буду отрицать зрелость твоей души. Твое право на королеву Рубин свято. Она часть гнезда, но она не сородич. Любовь драконов не то же самое, что любовь людей. Знай, Солярис, в Рок Солнца рожденный: твоя ш-ширен может любить тебя лишь потому, что у тебя есть чешуя.

— Может, — кивнул Солярис. — Но я знаю, что это не так.

— Фашари, — прошипела драконица, и глаза Соляриса распахнулись шире. — Фашари ине раш.

Она сказала что-то еще на драконьем, но Сол ответил ей на людском:

— Вы видите шрам на моей шее, почтенная Акивилла? — И он немного отклонил назад голову, подставляя взгляду двухвостой драконице неровную линию шириной с палец, опоясывающую ее. Шероховатая, бугристая и светло-розовая, она напоминала мне о днях, когда я была абсолютно беспомощна в силу возраста и положения. Даже сейчас я не выносила ее вида и отвела глаза, преисполненная сожалением. — Драконы никогда не рассказывают, откуда эти шрамы, потому что они — свидетельство страшного унижения, пережитого ими. На шеях некоторых присутствующих здесь есть такие же. Например, у Мераксель под шалью. Все это шрамы от ошейников из черного серебра, который куют для драконов вёльвы на пару с оружейниками. Для меня же ошейник изготовил сам король Оникс, дабы я не мог обращаться, когда сам того хочу. Я носил его несколько лет…

— Какой кошмар! — послышалось из зала.

— И после этого ты хочешь, чтобы мы помогали дочери тирана⁈

— Лучше бы не рассказывал…

Но Сол упрямо продолжил, не сбиваясь:

— Рубин только исполнилось пять, когда она сняла его с меня. Даже по нашим меркам дракон в этом возрасте считается михе — детеныш среди детенышей. Однако уже тогда Рубин была доброй, храброй и упорной. С тех пор я носил ошейник из черного серебра лишь дважды, снова по вине короля Оникса, и каждый раз Рубин снова снимала его с меня. Поэтому только ради нее я и готов надеть его еще раз. Вот настолько я верю ей.

— Что?